"Гарун Тазиев. На вулканах (путевые заметки)" - читать интересную книгу автора

преимуществ: находилось прямо над лагерем, что сокращало до минимума время
подхода; располагалось в самой низкой точке расселины кратера, что уменьшало
высоту спуска, наконец, оно представлялось наиболее безопасным.
Действительно, спуск не доставил хлопот. Одни ребята отталкивались от
стены ногами, страхуя себя веревкой, которую укрепил Фанфан, другие
скользили, пристегнувшись карабином. Я даже удивился, насколько все прошло
гладко: кратер грозного Эребуса оказался столь же доступным, как и кратер
Ньирагонго - за вычетом того, что температура окружающей среды была сейчас
-27oС.
Надо заметить, мой первый вулкан, Ньирагонго, куда я полез в августе
1948 г., доставил мне немало переживаний. Мы были вдвоем со спутником, как и
я не имевшим ни малейшего опыта вулканологии. На двоих у нас была одна
веревка, которой мы и обвязались. Я страховал товарища сверху, сам оставаясь
что называется "на вису". А стенка там, между прочим, была на добрых 80 м
выше эребусской и к тому же весьма шаткой: от нее то и дело отваливались
камни. Здесь же холод накрепко сковал породу, а трое-четверо моих спутников
имели богатый альпинистский опыт, внушавший уверенность... Теплота
товарищества нигде так не греет, как среди льдов!
Обрывистая стенка, как положено, заканчивалась чуть более пологим
откосом из скатившихся глыб, за которым начиналось горизонтальное днище.
Снег в кратере был припорошен каменной пылью и усеян вулканическими бомбами.
Терраса шириной около 400 м упиралась в край колодца; диаметр жерла, словно
сделанного пробойником в кратере, составлял приблизительно 250 м, а глубина
- больше сотни. Сейчас колодец очистился от дыма. Заглянув вовнутрь, я
увидел у подножия вертикальной стены поистине редкостную вещь: озеро
расплавленной лавы.
Оно было совсем не похоже на те, что мне доводилось наблюдать
неоднократно - в кратере Ньирагонго и Эрта-Але, или мельком, поскольку потом
они исчезли, в Капельиньюше на Азорах или в Стромболи. Поверхность тех
занимала обширную площадь, а жидкий расплав кипел. Здесь - нет. Не походило
оно и на то озеро, что я видел в японском вулкане Сакурадзима: там оно
напоминало скорее пасту, чем жидкость, густой расплав вздувался наподобие
гигантской стекловидной лупы светло-серого цвета, и по его поверхности
пробегали трещины, сквозь которые проглядывала огненная материя
розовато-сиреневого оттенка. Лава Эребуса тоже была вязкой, но, конечно,
значительно уступала сакурадзимской. Она выгибалась, выписывая в левой
половине колодца причудливую S-образную фигуру, усилием воображения ее можно
было принять за силуэт пурпурной сирены с раздвоенным хвостом.
Поначалу поверхность казалась неподвижной, но, приглядевшись
внимательней, можно было заметить легкое движение от хвоста к голове
"сирены". Поток медленно выползал из точки, где магма, поднимаясь из глубин,
достигала поверхности, и исчезал в другом узком отверстии, куда лава
погружалась, продефилировав перед нами.
Во и еще одно озеро прибавилось в моей коллекции, с затаенной радостью
подумал я; причем не эфемерное, как три последних, а постоянное. О том,
какая это редкость, можете судить хотя бы по тому, что когда в 1948 г. я
открыл лавовое озеро в Ньирагонго, все сочли, что оно - единственное на
планете, поскольку озеро вулкана Килауэа исчезло в 1924 г. Двадцать лет
спустя удача вновь улыбнулась мне: мы обнаружили второе озеро в кратере
Эрта-Але между Эфиопским нагорьем и Красным морем. И вот теперь нам выпала