"Елена Ткач. Танец в ритме дождя " - читать интересную книгу автора

к себе внимание в центре подвыпившей ночной Москвы - дело нешуточное.
Криминогенная обстановка...
А Ольга... Она стояла неподвижно, видимо ожидая чего-то, печальная и
торжественная, похожая на деву-птицу, собирающуюся взлететь... Внезапно из
динамиков, укрепленных на внешних стенах киоска, полилась громкая музыка, и
Ольга... взлетела!
Вспоминая потом об этом чуде преображения, Вера пыталась восстановить в
памяти ее позы, движения, повороты, вращения и - не могла. Потому что не
было поз и вращений. Был Танец. Танец, подобный чуду. Словно сам дух
Красоты, воплощенный в маленькой хрупкой женщине, явился сюда, на
сценические подмостки ночной Москвы... Явился из звездного мерцания лунной
ночи.
Единственное, что Вера могла сказать об этом танце, - это одно - он был
молитвой.
Во всем ее облике светилась какая-то ангельская просветленность, а в
глазах - боль. Бездна страдания и боли, которую эта танцующая под звездным
небом женщина одухотворяла своим искусством. Все ее тело дышало, в поющих
руках чудилась неизмеримая сила и власть... над собою, над миром... Откуда
вдруг в хрупкой Ольге взялась эта сила, которая подняла ее над собой, над
землею - над юдолью земной... Казалось, законы земного тяготения над нею
больше не властны. Сквозь слезы улыбалась она небесам, откуда, быть может,
лилась к ней в эти мгновения божественная благодать!
Не было больше "Макдональдса". Исчез Твербуль. Время остановилось. Вера
не видела ничего - она не могла ничего больше видеть, кроме этой поющей всем
телом женщины, чей танец был - сама любовь! Казалось, своим танцем она
молилась за всех - ушедших и нынешних, прощала их всех и искупала все их
грехи... Ее широкая, колышущаяся на ветру юбка взлетала и опадала, казалась
и волшебным нарядом и земным одеянием одновременно. Это была как бы
трепещущая, пульсирующая и смятенная аура ее души, сильной и нежной. Души,
властной над плотью, познавшей эту плоть и возлагающей ее на алтарь своего
искусства.
А искусство свое познала она в совершенстве! Ольга была выдающейся
балериной, быть может, даже великой... Вера сидела, не в силах оторвать от
нее глаз, подумала только: "Господи, как же она живет с таким даром. Как
вмещается в ней этот дар... И как просто, с какой легкостью она справляется
с ним..."
К лужайке подтягивались зрители. Скоро собралась небольшая толпа
полуночников, бессонных бродяг и влюбленных, затерявшихся в центре Москвы.
На их лицах дрожал лунный свет, и все они с непередаваемым изумлением
смотрели на Ольгу, точно она, как крылатый бесплотный ангел, прямо на их
глазах спустилась с ночного, осиянного звездами неба.
А Ольга... Она танцевала. И всякому, кто сейчас ее видел, казалось, что
она берет его обнаженное сердце и гладит нежно и ласково, склоняясь над ним
в порыве сострадания и любви. Она жалела их, плакала над ними и вместе с
ними, потому что многие невольные зрители плакали - многие, забывшие о том,
что такое сострадание, и живущие каждый в своем собственном мире, точно в
запертой на ключ скорлупе.
Но сейчас эти скорлупки разбились! И когда последние мощные аккорды
Баха, доносящиеся из динамиков, смолкли, а Ольга растаяла, приникнув к
земле, слившись с ней, отговорив, отмолившись в своем священном танце и