"Уильям Мейкпис Теккерей. Ревекка и Ровена" - читать интересную книгу автора

Нет давным-давно Канута, но бессмертен раб и льстец.
{Перевод Э. Липецкой.}
{* Участь всех (живущих) (лат.).}

Слушая эту балладу, ужасно длинную и серьезную, точно проповедь, иные
из придворных посмеивались, иные зевали, а иные нарочно храпели, притворяясь
спящими. Именно этим вульгарным приемом захотел угодить королю Роджер де
Вспинунож; но Его Величество так стукнул его по носу и по уху, что Роджер
мигом проснулся, а король сказал ему: "Слушай и соблюдай учтивость, раб. Тут
ведь именно про тебя и поется. Уилфрид, твоя баллада длинна, но пришлась
весьма кстати, и я успел остыть за время твоего нравоучения. Дай мне руку,
мой честный друг. Доброй ночи, mesdames. А вы, джентльмены, готовьтесь к
завтрашнему генеральному штурму; и уж я постараюсь, Уилфрид, чтобы твое
знамя не опередило моего". С этим король, предложив руку Ее Величеству
королеве, удалился на покой.


Глава III. Святой Георг за Англию


Покуда царственный Ричард и его двор пировали под стенами Шалю,
осажденные терпели самые ужасные муки, какие только можно вообразить. Все
запасы зерна и скота, даже лошади, ослы и собаки давно уже были съедены;
недаром Вамба говорил, что верные мечи не подвели бы осажденных, но у них
подвело живот. Когда защитники Шалю выходили на стены отбивать штурмы
Ричардова войска, они походили на скелеты в доспехах; руки их до того
ослабли, что едва могли натянуть тетиву или сбросить камень на головы
королевских солдат. Граф Шалю, человек гигантского роста, в бою не
уступавший самому Ричарду Плантагенету, с трудом поднимал свой боевой топор
в тот последний день, когда сэр Уилфрид Айвенго поразил его прямо в... Но не
будем предвосхищать события.
Что мешает мне описать муки голода, терзавшие графа (наделенного
изрядным аппетитом), а также его героических сыновей и весь гарнизон замка?
Ничто; разве лишь то обстоятельство, что это уже сделал Данте в известной
истории графа Уголино, - так что мои старания могут показаться
подражательными. Если бы я был склонен смаковать ужасные подробности, отчего
бы мне не рассказать вам, как голодающие бросали жребий и поедали друг
друга; как графиня Шалю, на которую пал роковой жребий, нежно простилась с
домашними, велела вскипятить в замковой кухне самый большой котел и
приготовить лук, морковь, коренья, перец и соль, словом, все необходимое для
французского супа; а когда все было готово, поцеловала детей, взобралась на
кухонный табурет и прыгнула в котел, где и сварилась прямо как была, во
фланелевом капоте. Поверьте, милые друзья, что я опускаю эти детали не по
недостатку воображения и не потому, что не способен изображать ужасное и
возвышенное. Я мог бы угостить вас описаниями, которые отравили бы вам обед
и ночной покой и заставили бы ваши волосы встать дыбом. Но к чему терзать
вас? Вообразите себе сами все муки и ужасы, какие возможны в осажденном и
голодающем замке; вообразите чувства людей, которые так же не ждут от врага
пощады, как если б они были мирными жителями Венгрии, схваченными по приказу
Его Величества австрийского императора; а теперь вернемся на крепостные