"Уильям Теккерей. О собственном достоинстве литературы (Письмо редактору "Морнинг кроникл")" - читать интересную книгу автора

по перу) некоему человеку, весьма похожему на Шендона, и имел случай
наблюдать трогательную преданность его жены, проводившей с ним в тюрьме
целые дни. Почему же не описывать такие вещи, если они, как мне
представляется, свидетельствуют о той диковинной и жестокой борьбе добра и
зла, что происходит в наших душах и в окружающем нас мире? Возможно, я не
сумел довести мою мысль до читателя; возможно и то, что критику из
"Экзаминера" недостало понятливости. Он как цензор вправо, разумеется,
судить обо мне как о художнике; но когда мистер "Экзаминер" говорит о
джентльмене, что тот "не гнушается поощрять предубеждение публики", при том,
что предубеждения такого не существует, я утверждаю, что обвинение его столь
же несправедливо, сколь и смехотворно, и рад, что оно само себя опровергает.
И думается мне, что нам, литераторам, вместо того чтобы обвинять
публику, которая якобы всех нас скопом изничтожает и травит, лучше было бы
успокоиться на мысли, что мы - не хуже других; и не затевать недостойных
перепалок по вопросу, который каждый разумный человек должен полагать
бесспорным. Если я сижу за Вашим столом, то для меня это значит, что я -
ровня моему соседу, а он - ровня мне. Если я с места с карьер возмущенно
обращаюсь к нему со словами: "Сэр, я литератор, но имейте в виду, я не хуже
вас!" - кто тогда ставит под, сомнение достоинство литературной профессии:
мой сосед, которому хочется одного - без помехи поесть супу, или же
литератор, который сам лезет в драку? И я убежден, что автор-сатирик,
изобразивший одного писателя расточителем, а другого захребетником, может
быть, не только не повинен в желании охаять свою профессию, но, напротив,
печется о ее достоинстве и чести. Если среди нас нет мотов и захребетников,
тогда его сатира несправедлива; если же таковые есть или были, тогда они
заслуживают осмеяния, как и представители других профессий. Я что-то не
слышал, чтобы вся корпорация юристов сочла себя оскорбленной, когда "Панч"
высказался по поводу нашумевшего дела о неплатежеспособности Дампа; или
чтобы фигура Стиггинса в "Пиквике" была воспринята как пощечина всем
диссентерам; или чтобы все адвокаты нашей империи вознегодовали, прочитав
известную историю юридической конторы "Каверз, Обманг и Цап". Почему же
именно о нас нужно молчать - потому ли, что мы безупречны, или потому, что
страшимся насмешек? И если каждое действующее лицо в повести должно
представлять собою не отдельного человека, а целую общественную группу, если
для соблюдения равновесия между пороком и добродетелью каждому
отрицательному герою непременно должен быть противопоставлен положительный,
- тогда, мне кажется, роман просто не может более существовать, до того он
станет глупым и ненатуральным: и как авторы, так и читатели подобных
сочинении очень быстро переведутся,
Остаюсь, сэр, Ваш покорный слуга
У. М. Теккерей.
Реформ-клуб, янв. 8-го.



ПРИМЕЧАНИЯ

О собственном достоинстве литературы
(The Dignity of Literature)