"Уильям Мейкпис Теккерей. История Сэмюела Титмарша и знаменитого бриллианта Хоггарти" - читать интересную книгу автора

по тропинке направо), - да, и подарила его мне, обернутым в папиросную
бумажку. Если уж говорить всю правду, кошелечек был не пустой.
Перво-наперво, там лежал крутой локон, такой черный и блестящий, каких вы в
жизни не видывали, а еще три пенса, вернее, половинка серебряного
шестипенсовика на голубой ленточке, чтобы можно было носить на шее. А вторая
половинка... ах, я знал, где находится вторая половинка, и как же я
завидовал этому талисману!
Последний день отпуска я, разумеется, должен был посвятить миссис
Хоггарти. Тетушка пребывала в самом милостивом расположении духа и в
качестве угощения поставила две бутылки черносмородинного вина, каковые и
пришлись главным образом на мою долю.
Вечером, когда все ее гостьи, надев деревянные галоши, удалились в
сопровождении своих горничных, миссис Хоггарти, которая еще раньше сделала
мне знак остаться, первым долгом задула в гостиной три восковые свечи, а
затем, взяв четвертую, подошла к секретеру и отперла его.
Поверьте, сердце мое отчаянно колотилось, но я прикинулся, будто и не
смотрю в ту сторону.
- Сэм, голубчик, - сказала она, отыскивая нужный ключ, - выпей еще
стаканчик Росолио (так она окрестила это окаянное питье), оно тебя
подкрепит.
Я покорно стал наливать вино, и рука моя так дрожала, что горлышко
позвякивало о край стакана. К тому времени, как я наконец осушил стакан,
тетушка перестала
рыться в бюро и подошла ко мне; в одной руке у ней мигала восковая
свеча, в другой был объемистый сверток. "Час настал", - подумал я.
- Сэмюел, дражайший мой племянник, - сказала она, - тебя назвали в
честь твоего святого дяди, моего супруга - благословенна память его, - и
своим благонравием ты радуешь меня больше всех моих племянников и племянниц.
Ежели вы примете во внимание, что у моей тетушки шесть замужних сестер,
что все они вышли замуж за ирландцев и произвели на свет многочисленное
потомство, вы поймете, что я с полным основанием мог счесть слова ее за
весьма лестный комплимент.
- Дражайшая тетушка, - вымолвил я тихим взволнованным голосом, - я
часто слыхал, как вы изволили говорить, что нас, племянников и племянниц, у
вас семьдесят три души, и, уж поверьте, я почитаю ваше обо мне высокое
мнение чрезвычайно для себя лестным; я его не стою, право же, не стою.
- Про этих мерзких ирландцев и не поминай, - осердясь, сказала тетушка,
- все они мне несносны, и мамаши их тоже (нужно сказать, что после смерти
мистера Хоггарти не обошлось без тяжбы из-за наследства); а из всей прочей
моей родни ты, Сэмюел, оказал себя самым преданным и любящим. Твои
лондонские хозяева очень довольны твоей скромностию и благонравием. При том,
что получаешь ты восемьдесят фунтов в год (изрядное жалованье), ты, не в
пример иным молодым людям, не потратил сверх этого ни одного шиллинга, а
месячный отпуск посвятил своей старухе тетке, которая, уж поверь, высоко это
ценит.
- Ах, сударыня! - только и молвил я. И более уже ничего не сумел
прибавить.
- Сэмюел, - продолжала тетушка, - я обещала тебя одарить, вот мой
подарок. Спервоначалу хотела я тебе дать денег; но ты юноша скромный, и они
тебе ни к чему. Ты выше денег, милый мой Сэмюел. Я дарю тебе самое для меня