"Уильям Мейкпис Теккерей. Рейнская легенда" - читать интересную книгу автора

почтено было в городе Кельне за чудо? Теперь их ежегодно заявляется сюда по
двадцать тысяч, да еще с горничными. Но об этих более ни слова - вернемся к
тем, кто были прежде них.
Много-много сотен тысяч лет назад и как раз в тот период времени, когда
в самой поре было рыцарство, на брегах Рейна приключилось одно событие, о
каком уже написана книга, так что в достоверности его положительно можно не
сомневаться. Повесть пойдет о дамах и рыцарях, о любви и сраженьях, о победе
добродетели; о принцах и знатных лордах, да о самом избранном обществе. Коли
вам угодно, благосклонный читатель, вы ее узнаете. А у вас, милые дамы и
девицы, пусть счастие в любви будет столь же полно, как у героини этого
романа.
Промозглым, дождливым вечером, в четверг, 26 октября вышеозначенного
года, путник, оказавшийся в такое ненастье без крова, увидел бы другого
такого же странника, продвигавшегося вдоль дороги от Обервинтера к
Годесбергу. Он был невысок, но богатырского сложенья, и время, избороздившее
и вытемнившее его щеки и подпустившее серебра в его кудри, объявляло во
всеуслышанье, что знается с этим воином вот уже добрые полвека. Он был
облачен в кольчугу и сидел на могучем боевом скакуне, который (хоть одолел в
тот день путь поистине долгий и трудный) легко нес своего господина, его
оружие и поклажу. Коль скоро страна была дружественная, рыцарь не почел за
нужное надевать тяжелый шлем, и он болтался у луки его седла вместе с
портпледом. И шлем и портплед были украшены графской короной; причем на той,
что венчала шлем, укреплен был знак рыцарского достоинства - рука, как
водится, с обнаженным мечом.
По правую руку, в удобном для нее месте, висела баллиста или булава -
роковое оружие, размозжившее черепа многих и многих нечестивых; широкую
грудь воина прикрывал треугольный щит тех времен с высеченным на нем гербом
- волнисто-красные полосы по серебряному полю - и Андреевским крестом. Крест
этот был пожалован ему за отважный подвиг под Аскалоном самим императором
Максимилианом, и одного взгляда в книгу немецких пэров или знания родовитых
семейств, которым в ту пору располагал всякий, было достаточно, чтобы
понять, что описанный нами всадник происходил от благородных Гомбургов. То
был и точно досточтимый рыцарь сэр Людвиг Гомбургский - его титул графа и
камергера двора императора Австрийского означались шапочкой с павлиньим
пером (которую он лишь в сраженьях заменял шлемом), а в знак своего высокого
достоинства он держал в руко шелковый зонтик (весьма неверную защиту от
разбушевавшейся стихии), каковыми, как известно, в Средневековье дозволялось
пользоваться высшей знати. Сумка, запертая бронзовым замком и сшитая из
дорогостоящего изделия персидских ткачей (столь тогда редкостного в Европе)
указывала, что он постранствовал под огненным солнцем Востока. Об этом
говорила к тому же и надпись, начертанная на карточке или на пергаменте и
нашитая па сумку. Поначалу там было "Граф Людвиг Гомбургский - Иерусалим",
но потом имя Священного града было вычеркнуто и заменено Годесбергом - куда
и точно направлялся наш всадник! - и едва ли следует добавлять, что
упомянутая сумка содержала те детали туалета, каковые знатный дворянин не
пожелал сдать в багаж.
- Клянусь святым Буго Катценелленбогеном, - сказал славный рыцарь,
дрожа от холода, - здесь не так жарко, как в Дамаске. Ух ты! Я так голоден,
что могу умять целого Саладинова верблюда. Поспеть бы к обеду в Годесберг! -
И, вынув часы (висевшие на цепочке в боковом кармашке его шитого камзола),