"Уильям Мейкпис Теккерей. Сверчок за очагом" - читать интересную книгу автора

вышел меньше недели тому назад, и уже разошелся в тысячах экземпляров. Его
обсуждают повсюду. Что за чудный парень Пирибингл! Что за находка мисс
Слоубой (она не уступает даже самой Маркизе). Какая прелесть Крошка! И так
далее. Во вторник автор этих строк увидел в Сити мальчишку-разносчика из
книжного магазина, сумка которого была полна "Сверчков" и который стоял как
вкопанный подле здания Королевской биржи и читал одного из них прямо на
улице. В тот же день за обедом обнаружилось, что все сидящие за столом уже
прочли "Сверчка"; все только о нем и толковали, и даже сам священник,
произнесший застольную молитву, признался, что все утро лил над ним слезы.
Он не мог сказать - почему, не мог указать на какое-нибудь особенно
трогательное место, но вся книга в целом заставила его расчувствоваться.
Нет смысла пересказывать содержание книги, которую все уже прочитали, и
автор этих строк, очарованный ею не менее других, должен теперь задать себе
вопрос: каковы литературные достоинства этой повести, которая так растрогала
и его и прочих читателей? По нашему мнению, это очень хорошая рождественская
книга, ярче обычного освещенная праздничными фонариками и набитая конфетами,
шоколадками и леденцами, подобно вышеупомянутому дворцу на Пикадилли.
На наш взгляд, диалог и персонажи "Сверчка за очагом" так же далеки от
жизни, как беседа Титира и Мели-бея далека от подлинной речи двух крестьян,
переговаривающихся через ограду, или как пасторальные петиметры Флориана в
красных туфельках и париках далеки от французских крестьян в деревянных сабо
и с вилами в руках, или как Пьеро и Карлотта, очаровательно улыбающиеся нам
со сцены и выделывающие поразительные пируэты посреди венков из ситцевых роз
и душистых картонных букетов, далеки от настоящей нимфы, прямиком
пожаловавшей с горы Иды, и молодого полубога, только что сошедшего с Олимпа.
Вся эта история искусственна, как искусственно само имя героя - Пирибингл.
Оно сродни вышеупомянутым ситцевым розам, которые гораздо краснее и крупнее
живых. "Сверчок за очагом" производит впечатление красивого театрального
представления. И, как таковое, он вас очаровывает своим изяществом,
красочностью и выдумкой, смешит вас своим броским гротеском, но при всем том
вы отчетливо видите, что Карлотта вовсе не богиня (хотя и божественно
танцует) и что на щеках у нее румяна, а не настоящий румянец.
Видимо, автор поставил себе задачу удивлять и смешить своего читателя,
не давать ему ни минуты передышки, ошеломлять его неожиданными оборотами,
непривычными образами, ослепительными красками, искусным переплетением
чувствительности и экстравагантности. "Смехотворство" начинается с первого
же предложения:
"Начал чайник! И не говорите мне о том, что сказала миссис Пирибингл.
Мне лучше знать. Пусть миссис Пирибингл твердит хоть до скончания века, что
она не может сказать, кто начал первый, а я скажу, что - чайник. Мне ли не
знать? Начал чайник на целых пять минут - по маленьким голландским часам с
глянцевитым циферблатом, что стояли в углу, - на целых пять минут раньше,
чем застрекотал сверчок.
Да, да, часы уже кончили бить, и маленький косец с косой в руках,
судорожно дергающийся вправо и влево на их верхушке перед мавританским
дворцом, успел скосить добрый акр воображаемой травы, прежде чем сверчок
начал вторить чайнику!
Я вовсе не упрям. Это всем известно. И не будь я убежден в своей
правоте, я ни в коем случае не стал бы спорить с миссис Пирибингл. Ни за что
не стал бы. Но надо знать, как было дело. А дело было так: чайник начал не