"Уильям Теккерей. История Генри Эсмонда, эсквайра, полковника службы ее Величества королевы Анны, написанная им самим" - читать интересную книгу автора

зависит от забот его перезрелой нареченной, пришел в такую ярость, что
бросил двор и уехал в Танжер. Они с Джеком Черчиллем, condiscipuli
{Однокашники (лат.).} еще по школе св. Павла, сильно повздорили по этому
поводу; и Фрэнк Эсмонд, употребив крепкое словцо, сказал Джеку: "Твоя
сестра, Джек, может быть тем-то и тем-то, но моя жена, клянусь, этим никогда
не будет!" - и тут обнажились мечи и пролилась кровь, и только вмешательство
друзей прекратило ссору. В те времена немногие были столь щепетильны в
вопросах чести; джентльмены благородной крови и происхождения полагали, что
_от короля позор семейству не в укор_. Фрэнк Эсмонд сперва удалился в
Танжер, затем, воротясь оттуда после двух лет службы, поселился в небольшой
усадьбе близ Винчестера, доставшейся ему от матери, завел свору гончих,
зажил помещиком и в царствование Карла больше не появлялся при дворе. Но его
дядя Каслвуд не простил ему обиды, как долгое время не прощала ее
отвергнутая им двоюродная сестра.
Милости и щедроты Франции, а также дары, полученные от короля за то
время, что его дочь была в фаворе, помогли лорду Каслвуду, растратившему на
королевской службе и молодость и состояние, отчасти восстановить последнее;
и хотя он мало заботился о Каслвуде, ни разу не посетив его после смерти
сына, зато сумел на широкую ногу вести свой дом, являться при дворе и
скопить изрядную сумму наличными деньгами.
И вот его племянник и наследник Томас Эсмонд стал искать расположения
своего дяди. Томас воевал за императора и за голландцев, когда король Карл
был вынужден послать войска на помощь Штатам, а также против них, когда его
величество заключил союз с французским королем. В этих походах Томас Эсмонд
более отличился дуэлями, ссорами, распутством и пристрастием к игре, нежели
подвигами на поле битвы, и, подобно многим англичанам, побывавшим в чужих
краях, воротился на родину, лишь упрочив свою печальную славу. Он промотал
все небольшое наследство, которое ему оставил отец, не имевший ничего сверх
скромной доли младшего брата, и, по правде говоря, был не более как кабацкий
забулдыга и завсегдатай кварталов Эльзасия и Уайтфрайерс, когда стал
задумываться над тем, как бы поправить свои дела.
Его двоюродная сестра в ту пору давно уже достигла средних лет, и
приходилось верить ей на слово во всем, что касалось ее былой красоты. Она
была худа, желта, с длинными зубами; белила и румяна всех модных лавок
Лондона не могли сделать из нее красавицу - мистер Киллигру называл ее
Сивиллой, сравнивал с мертвым черепом, в качестве memento mori {Эмблема
смерти; дословно: помни о смерти (лат.).} выставленным на королевском пиру,
и тому подобное, - короче говоря, быть может, это была легкая добыча, но
лишь смельчак отважился бы устремиться в погоню за ней. Таким смельчаком
оказался Томас Эсмонд. Он воспылал нежными чувствами к сбережениям милорда
Каслвуда, размер которых молва преувеличивала. Доверили, что у госпожи
Изабеллы есть королевские бриллианты неслыханной ценности; бедный же Том
Эсмонд только последнее свое платье сумел уберечь от заклада.
У милорда в ту пору был превосходный дом в Линкольн-Инн-Филдс,
поблизости от театра герцога Йоркского и капеллы португальского посла. Том
Эсмонд, каждый вечер пропадавший в театре, покуда у него водились деньги,
которые он мог тратить на актрис, стал теперь столь же усердно посещать
церковь. Он был до того худ и оборван, что сразу прослыл за кающегося
грешника, и нетрудно догадаться, что, став на путь обращения, он избрал себе
в наставники духовника своего дядюшки.