"Владимир Тендряков. Тройка, семерка, туз" - читать интересную книгу автора

деревни по-мальчишески круглоголовый, неуклюжий, страшно робел перед
Дубининым. За последнее время раздался вширь, перенял дубининскую походку
враскачку. И не только походку... В разговоре старался быть скупым на слова,
как Саша, сурово и многозначительно хмурил лоб, как Саша, мечтал: "Вот
поработаю год-другой, отпрошусь на курсы, вернусь обратно таким же
мастером..." Представлял: дюжие сплавщики станут слушаться его слова,
уважительно за глаза отзываться "свой в доску", будет ходить он по участку
справедливым и строгим хозяином, как Саша. Нет для Лешки выше человека!
Впервые в жизни Лешка почувствовал в руках силенку. Она удивляла и
восхищала его. Если кто-нибудь замечал, что слега, которую подхватил Лешка,
слишком тяжела, и кричал: "Эй, вы! Помогите парню! Надорвется!" - обычно
тихий Лешка с ребячьей злостью начинал ругаться:
- Идите вы с подмогой!.. Я сам...
Вечерами, когда Генка Шамаев перебирался на лодке на другой берег и
исчезал в лесу, Лешка забирал свой багор и, воровато оглядываясь, шел к
берегу за столовую, к дамбе. Там он дотемна, в одиночку, упрямо учился
держаться на бревнах, как держатся Иван Ступнин и Генка Шамаев. Возвращался
в общежитие мокрый по пояс и обескураженный.
Раз вечером, держа на весу багор, перепрыгивая с валуна на валун, он
направился к дамбе.
Солнце скрылось за высоким лесистым берегом, но облака над черными
зубчатыми вершинами пламенели, пена, прибиваемая с Большой Головы, казалась
розовой.
А на том берегу, почти у начала кипения, накренившись на один бок,
покоилась полувытащенная из воды Генкина лодка.
Лешка вдруг остановился, удивленно раскрыл рот, стал всматриваться:
оскальзываясь, спотыкаясь, хватаясь руками за кусты, прямо к Генкиной лодке
спускался по крутому берегу человек.
Кто ж может быть? Из деревни, должно, или с лесопункта. Без нужды в эту
глушь не заглядывают.
Едва незнакомец оттолкнул от берега лодку, неумело стал вставлять весла
в уключины, Лешка понял - плохо гребет, не знает реки, его сразу же снесет
на пороги. Большая Голова не страшна для лодки - покидает, припугнет, но
всегда благополучно проносит, только надо отдаться течению, подправляй
чуть-чуть веслом, чтоб не занесло корму. Боже упаси бороться с порогом -
развернет, захлестнет, быть в воде, а уж тогда не выкарабкаешься.
Лодка с нежданным гостем заплясала на волнах, тот начал судорожно
грести, брызгая, срываясь по воде веслами.
- Брось весла! - закричал ему Лешка.- Эй, ты! Смерти хочешь? Брось
весла, говорю!
Но за шумом порога Лешкин голос глох, не долетая до середины реки.
Незнакомец барахтался, лодку сносило туда, где гуляли яростные буруны.
- Э-эй! Ве-есла-а!! Эх!..
Лодку развернуло, раз-другой беспомощно взметнулись весла, украшенная
разводами розовой пены волна навалилась на борт, приподняла лодку - на
закате тускло блеснуло днище...
Лешка, похолодев от ужаса, секунду оторопело глядел, как крутит и
подбрасывает перевернутую лодку, сорвался, хлюпая широкими отворотами сапог,
спотыкаясь о валуны, бросился к поселку.
Одна из лодок стояла под столовой. Лешка с ходу столкнул ее, черпнув