"Владимир Тендряков. Люди или нелюди" - читать интересную книгу автора

испарины.
Но не завидую больше ни старому Валентину Катаеву, плавающему среди
кружащихся нар, как рыба в воде, ни нашему степенному главе делегации,
президенту Академии педнаук Каирову, теснящему толстым животом некое
сверхвоздушное создание. И мы, братцы, не лыком шиты!
- Кал-ла-со! Кал-ла-со!
Господи! Меня поняли, меня подбадривают! Славная ты моя, спасибо тебе
за доброе слово, только, ради бога, береги свои маленькие ножки - никак не
поручусь за себя.
Я готов танцевать и дальше, лиха беда начало, но...
Уже несколько раз к каждому из нас склоняются китайские товарищи из
нашей свиты, почтительнейше шепчут:
- Нас ждут в Педагогическом университете.
Опять трибуна, опять речи о нерушимой дружбе - не больно-то охота,
сегодня же у нас праздник. Мы дружно и горячо высказываем желание остаться
здесь.
- Надо ехать, надо...
Скорбные покачивания головами, понимающе поджатые губы, полнейшее
сочувствие, однако:
- Надо! Нас ждут. На два часа опаздываем.
Вкрадчивая китайская вежливость побеждает русское упрямство: "А, черт!
Надо так надо! Пошли - все равно не отцепятся!"
Подъезжая к Педагогическому университету, мы невольно переглядываемся
друг с другом и... прячем глаза, поеживаемся. Нас ждут - да! Целая толпа.
Ждут уже два часа, если не больше. Ждут на морозе - Пекин не Кантон, зима
здесь нешуточная, а одежонка всех китайцев, тем более студентов - ситчик на
рыбьем меху. Нас ждут, и вопль восторга встречает нас. Толпа хлынула, только
что не бросаются под машины, все стараются заглянуть в окна, поймать наш
взгляд, хоть на секунду, хоть на миг показать счастливое - сплошная
улыбка! - лицо. Добровольцы-активисты теснят толпу, иначе не откроешь дверцы
машин, мы, закупоренные общим восторгом, не сумеем выбраться наружу.
Один за другим вылезаем, и к каждому из нас тянутся руки, десятки рук с
отчаянной страстностью, через головы впереди стоящих. Нам не рекомендуют, да
мы и сами не решаемся пожимать их. Протянутых рук всегда столько, что
церемония рукопожатия может затянуться на добрый час, а мы и так безбожно
опоздали. Нас ждут не только эти встречающие энтузиасты. И мы снова виновато
переглядываемся - экие сукины дети, засиделись у веселья.
Толпа выдавливает из себя тщедушного студентика с посиневшим от
ожидания лицом и мученически вскинутыми бровями - все ясно, выдающийся
знаток русского языка, которому надлежит приветствовать высоких гостей.
Оттого-то мученически и задраны его брови.
Он встает перед нами, некоторое время собирается с духом, наконец
размеренно изрекает:
- Добы-ро пожа-лу-ват, до-ро-гие то-ва-риш-ши! - И сразу же бойко
спрашивает: - Что?! - То есть не совсем уверен, то ли сказал.
А так как мы с готовностью слушаем, он продолжает, почти четко, без
запинки:
- Вы наши братья!.. Что?!
На этом запас его русского красноречия иссякает, мы жмем ему руки, для
ободрения хлопаем его по плечу, и он нас ведет, правда, сначала совсем не в