"Владимир Тендряков. Люди или нелюди" - читать интересную книгу автора

ту сторону, но бдительная толпа и возгласами и тесным напором исправляет его
смятенную ошибку, поворачивает на нужный путь.
Нас пытаются усадить за чай, но в воздухе разлито лихорадящее
нетерпение, им заражены мы, заражаются и наши хозяева. Кружки с чаем
остаются нетронутыми. Поспешно ведут на сцену...
Зал взрывается аплодисментами. Зал... Едва я кинул в него взгляд, как
почувствовал, что встречаюсь с чем-то небывалым для меня, столь властным,
чего я не чувствовал ни в одной аудитории.
А мы облетели уже большую часть Китая, в каждом городе, в каждой
провинции - по нескольку митингов. Мы привыкли к китайскому многолюдию и
сборищам в две, даже в три тысячи нас не удивишь, всюду - восторженность,
жадное внимание, щедрые аплодисменты.
Здесь, в общем-то, не так уж и много народу - может, тысяча, может,
чуть больше. Не всех желающих вместил этот зал, но вместить еще - хотя бы
одного человека - он уже не в состоянии. Никаких скамей, никто не сидит, все
плотно стоят. Все вокруг донельзя туго набито лицами. Каждое повернуто на
тебя, от каждого истекает напряженное ожидание чего-то особого, непременно
счастливого. Лица сливаются в нечто единое, монолитное, а поэтому истекающее
от них ожидание тоже столь слитно едино, что обретает плоть, я его физически
чувствую, мне почти больно.
И как они умудряются еще аплодировать в такой тесноте?
Но аплодисменты стихают, а ожидание возрастает - до взрывоопасности!
Я случайно кидаю взгляд на самый первый ряд, на тех, кто вплотную
придавлен к сцене. Лица рядом, от моих ботинок - один шаг, рукой дотянись.
Лица девчонок с сияющими глазами. На них нет национальных красочных одежд,
они в затасканных, застиранных хлопчатобумажных робах, в которых ходит весь
Китай, мужчины и женщины, рикши и министры. Но почему-то девочки кажутся
празднично нарядными. От светлых улыбок, от сияющих глаз?..
Не только.
Они и в самом деле принарядились. Как могли, каждая. У одной в черных
волосах кокетливый бантик, у другой цветная косыночка на шее, у третьей
ворот затасканной робы расстегнут и старательно расправлен, чтоб видна была
белая глаженая кофточка. Очень белая, очень чистая, похоже, что шелковая, не
для каждого дня.
И меня оглушает простая мысль: они стоят в первом ряду, в самом первом!
Но, чтоб занять этот ряд, девочки должны прийти сюда не два часа назад, ко
времени назначенной встречи. Чтоб быть ближе к нам, девочки явились сюда, по
крайней мере, часа за четыре. Целых четыре часа, добрую половину рабочего
дня они стояли и ждали, ждали, ждали.
Чего?
Чтоб увидеть меня и моих товарищей, людей весьма заурядной наружности?
Может, они читали наши книги - Валентина Катаева, мои, - с девичьей
экзальтированностью полюбили нас? Ой нет, не так-то мы известны в Китае, нас
едва знают профессионалы, те, кто специально занимается русской литературой.
А уж девочки-то наверняка и не слышали наших фамилий. Но что-то заставило их
ждать четыре часа. Никто не требовал от них этой жертвы, не организаторы же
вечера принудили нацепить кокетливые бантики, повязать праздничные
косыночки. Мы им нужны. Ждали, ждут! Ждет и оглушает нас своим
требовательным, счастливым ожиданием переполненный зал. Каждое лицо словно
излучает свет. Тысячи направленных на тебя лиц, больно от их мощного света -