"Владимир Тендряков. Охота" - читать интересную книгу автора Тоскливенький холодок поплыл из глубины, от живота к горлу. Клавдия
часто показывала Юлию Марковичу письма Раечки, он знал ее стиль: "Мое сердце без тебя, словно ива без ручья..." - Вы, кажется, знаете, кто автор? - Догадываюсь. Так что она там?.. - Она... гм... она пишет... "Член партии, писатель Искин Юлий Маркович принимает у себя дома подозрительных людей, которые ему жалуются на Советскую власть. Искин Ю. М. снабжает их деньгами на тайные цели. Он, Искин Ю. М., полный двурушник - в разговорах хвалит русскую нацию, а как на деле, то ненавидит. Простую русскую женщину, которую он у себя держит в прислугах, выпихнул на кухню, а сам живет в двух комнатах - одна шестнадцать квадратных метров, другая двадцать два..." - Секретарь, поморщившись, отодвинул письмо: - Вот, чем богаты, тем и рады. "Сервант бы вам лучше сюда вынести..." До того, как он, Юлий Маркович, помог прописаться, она уже обмеривала веревочкой его жилплощадь. - Вы хотите, чтоб я оправдывался? - спросил Юлий Маркович. - А что делать? Мы обязаны внюхиваться, вы - очищаться. - Письмо без подписи? - Да, анонимка. - Даже при царе Алексее Михайловиче не принимали анонимок. Каждый, кто кричал "Слово и дело!", должен был называть себя. - При царе Горохе, может, и так, а я вот не могу выбросить этот букетик. Вписано в книгу, пронумеровано - документ! - Тогда разрешите на него официально вам заявить: я не принимал у себя антисоветски настроенных людей, не вел с ними подрывные разговоры, не - Вполне. Напишите объяснение, что у вас никто не бывал... кто бы вас мог как-то скомпрометировать. Секретарь ждал краткого и решительного - никто. Но Юлий Маркович не мог так ответить. Соврать ради простоты столь же опасно, как выбросить в мусорную корзину анонимку. - У меня бывал Вейсах... Семен Вейсах... Мы с ним двадцать пять лет знакомы. Секретарь парткома тоскливо отвел глаза, и лицо его сразу же стало брюзгливо несчастным. - Не хочу допрашивать вас, о чем вы там с ним говорили, но надеюсь... надеюсь - вы хотя бы не давали ему денег. - Давал... Он сейчас без копейки. В громадной, отделанной черным дубом комнате с величественным камином, где в углу сиротливо (за неимением другого места) ютился стол секретаря парткома, наступила тишина. - Худо, Юлий Маркович, худо... - произнес наконец секретарь. - Я не хотел это выносить на обсуждение комитета... Не могу. Это "не могу" были последние дружелюбные слова - взгляд стал скользить куда-то мимо уха Юлия Марковича, лицо обрело деловую сухость. Позднее Юлий Маркович вспоминал об этом человеке только с обидой. Как быстро в нем иссякло сочувствие! Как легко он согласился на "не могу"! Как мало в нем было человеческого! Но что бы ты сделал на его месте? Выбросил письмо-анонимку в мусорную корзину, зная наперед, что при |
|
|