"Владимир Тендряков. Охота" - читать интересную книгу автора

бессильной ненавистью.
В стороне послышался торопливый стук каблучков по асфальту. Они сразу
замолчали. Прошла женщина, стихли в глубине улицы ее шаги. Они продолжали
неловко молчать.
Наконец первым, дрогнув губой, со всхлипом произнес Семен:
- За мной, кажется, скоро придут.
- Теперь неизвестно, за кем раньше.
- Юлик, извини... Я просто не нахожу себе места.
- Нам не надо делать новых глупостей, Семен.
- Да, да, не надо... Я пошел.
- До свидания, Сеня.
Только и всего. Ненависть выгнала их навстречу друг другу, обоюдная
жалость вновь их разъединила.

Время от времени Фадеев отказывался нести бремя власти.
Ибо кто, кроме царя, может считать себя несчастным от потери царства? -
сказал некогда Блез Паскаль, подразумевая, что, помимо высокого несчастья,
царь не избавлен и от обычных человеческих несчастий, может, как все,
страдать от несварения желудка и камней в почках, как все, горевать об
утрате близких. Так сказать, царь более несчастное существо, чем его
подданный. А еще проще - высокопоставленному живется труднее.
И в самые трудные моменты, когда события перепутывались в тугой узел,
когда высокие обязанности начинали противоречить совести, когда черное нужно
было принимать за белое, а белое за черное, Александр Фадеев делал вдруг -
должно быть, неожиданный сам для себя - нырок... на дно. Исчезал из
предопределенной ему жизни.
Его ждал загруженный день. С утра он хотел усадить себя за стол. Он все
еще жил надсадной надеждой, что наткнется на что-то такое, откроет
сокровенное, удивит мир силой своего таланта. Он сыт был славой, нужно
самопризнание.
К двенадцати дня он должен быть в Правлении Союза. В час он принимал у
себя известного латиноамериканского писателя. В три - совещание
секретариата: отчет комиссии по литературам братских республик, обсуждение
кандидатур, выдвинутых на Сталинскую премию, вопрос о возобновлении издания
очеркового альманаха, основанного еще Горьким, прекратившего с войной свое
существование. В шесть часов он должен быть в ЦК в Отделе культуры - звонили
вчера вечером, договорились о встрече: "Нужно утрясти один вопросик". В ЦК
его вызывали часто, этому звонку он не придавал особого значения.
Как всегда, усевшись за стол, он принялся ворошить газеты. В
"Литературке" сразу же наткнулся на статью, где целым абзацем разоблачался
Юлий Искин...
Сразу стало ясно, почему в последние дни он часто перехватывал
испытующие взгляды, почему при его приближении наступало молчание... И
вчерашний звонок из ЦК: "Утрясти вопросик..." - наигранно небрежным
голосом...
Не впервой с некоторым опозданием он открывал для себя притаившееся,
тесно сплоченное недоброжелательство тех, кто всегда преданно смотрит ему в
рот. И каждый раз это вызывало не возмущение, не гнев, а тягостную
безнадежность.
Что, собственно, стоит его шумный успех? Что стоят неумеренные восторги