"Владимир Тендряков. Пара гнедых" - читать интересную книгу автора

Отец зябко передернул плечами, тяжело поднялся:
- Пойдем в дом, Володька... Холодно что-то.
Шаги стихли. Кричал дергач.
На другой день по селу разносился громкий стук молотка о железо. Мирон
Богаткин, босоногий, острозадый, ползал на карачках по крыше дома Антона
Коробова и отдирал купленное у Вани Акули железо.
На другой стороне улицы стоял досужий люд, задрав головы на залатанный
Миронов зад, судил:
- Неделю как и всего-то цинково корыто у него было.
- Растет репей.
- Прополют, нонче долго ли.
Самого Вани Акули средь досужих не было. Он после вчерашнего веселья
отсыпался дома под грохот Миронова молотка. Во дворе на бревнышке, так,
чтобы можно было видеть работающего Мирона, сидела серьезная жена Вани
Акули, равнодушно лускала тыквенные семечки. Акуленковская ребятня, похожие
друг на друга Анька, Манька, Ганька, Панька, тут же толкалась, радовалась
вон сколько собралось народу возле их дома! Старший, Иов, был диковат, от
людей прятался.
Кто-то радостно возвестил:
- Партия сюды идет!
- Сейчас объяснит Мирошке на пальцах.
- Эй, Мирон, гость к тебе - встречай!
Мой отец подошел вплотную к дому, задрал голову и, когда Мирон появился
с очередным листом на краю крыши, приказал:
- Слазь, Мирон!
Мирон с грохотом сбросил лист, деловито высморкался, вытер черные
пальцы о портки, ответил с достоинством:
- Некогда мне, Федор Васильевич, слазить. Говори уж так.
- Разговор-то крупный, Мирон, и не для всех.
- Чего таиться, чай, не за воровство журить меня собрался. Купленное
забираю.
- Детей, дурак, без отца оставишь.
- Жалеешь!
- Жалею.
- Тогда и заступишься.
- Не смогу заступиться. Ни я, ни кто другой.
- Слабак, значится. Ну и не путайся. Я, может, денек первым человеком в
селе пожить желаю.
- Сам же недавно кулаков клял, теперь в клятые лезешь.
- Нынче другое звание мне вышло - не нищеброд.
- Дом отымем, коней отымем и накажем по закону!
Мирон распрямился на крыше во весь рост, снова презрительно
высморкался. Снизу под оттопыренной рубахой был виден его голый тощий живот.
- Отымете?.. Эт пожалте. Только помни, Федор, я убью тебя, когда ты
руку к моим коням протянешь. Я не Тонька Коробов, я без хитростев...
Ничегошеньки не боюсь. - Мирон повернулся спиной, стал на четвереньки и
полез наверх.
В это время из сеней выполз Ваня Акуля, должно быть, проснулся от
наступившей после грохота тишины. Без знакомой шапки на голове, с протертым
острым темечком, опухший, трупно-зеленый, с затравленно бегающими глазками,