"Родольф Тёпфер. Наследство" - читать интересную книгу автора

свой поступок осмотрительным или разумным, о нет, напротив! Однако я верю,
что пока годы не остудили юный жар в твоем сердце и не научили твой ум
холодным расчетам, ты будешь склонен прощать неосмотрительное великодушие и
неосторожную честность. Юный друг мой - кто бы ты ни был, юноша или
девушка, - если я ошибаюсь в тебе, не разубеждай меня: мое заблуждение мне
мило; но, если моя догадка верна, я тоже не стану тебя уверять, что ты
заблуждаешься. Скоро ты и сам сделаешься осмотрительным, сам научишься
благоразумию; скоро твои остывшие страсти перестанут воодушевлять твои
благородные чувства и уступят место серьезным урокам здравого смысла,
расчета и предрассудков.
Если ты стар, читатель, и с невольной печалью внимаешь лишь голосу
разума, но в сердце твоем - некогда столь великодушном и пылком - еще
сохранились прежние Чувства, тогда, - о я в этом уверен, - ты слегка
пожуришь меня за безрассудство, но все же протянешь мне свою дрожащую руку.
Ты улыбнешься мне и, вопреки здравому смыслу, согласишься со мной, я это
вижу по твоему взгляду, и мне будет наградой твое уважение. Добрый старик, я
знаю тебя, ты прочтешь эти строки... Осуждай же смело меня: я читаю на твоем
серьезном лице скорее сочувствие, чем укоризну, скорее одобрение, чем
порицание.
Но если холод позднего возраста соединился в тебе с себялюбием,
скупостью и предрассудками; если ты всю свою жизнь занимался расчетами,
строя планы на будущее; если ты всегда предпочитал спокойное благополучие
опасным случайностям неосмотрительного великодушия; если ты никогда в порыве
страстного чувства не сбрасывал лживую маску... о тогда, благоразумный
старик, ты без сомнения примешь сторону крестного и осудишь того, кто
отказался от наследства; особенно строго ты осудишь его за то, что он
пренебрег своим положением и готов отречься от него ради девушки, у которой
нет ничего, кроме красоты и невинности.
Что касается меня, то я сразу возликовал, избавившись от своего тяжкого
ига, и с легким сердцем вернулся в свою комнату. Размышляя о причинах,
внушивших мне сопротивление моему крестному, я не только остался доволен
собой, но, признаюсь, даже возгордился. Хоть у меня еще не было определенных
намерений относительно девушки, которую я взял под защиту, я хвалил себя за
то, что имел мужество с таким жаром заступиться за нее, словно и в самом
деле имел на это какие-то права. Но меня волновали и другие чувства: я
разорвал мои цепи, отныне судьба моя принадлежит всецело мне, я получил
свободу, а завоеванная свобода так опьяняет!... Мое небольшое состояние, на
которое я всегда смотрел лишь как на временный источник благополучия, сразу
приобрело в моих глазах особую ценность: оно стало для меня единственным
настоящим богатством, и с этой минуты я начал им дорожить. Я мог
распоряжаться им по своей прихоти, разделить его, с кем хотел; в моих
интересах было его приумножить и, вопреки полной беспечности, в какой я был
воспитан, во мне шевельнулись кое-какие честолюбивые мысли, и я без
отвращения стал подумывать о возможной деятельности и даже, в случае
необходимости - о работе. Невольно повинуясь инстинкту собственности,
разбуженному во мне этими мыслями, я поставил на место каминные щипцы,
привел в порядок коробку с бритвенными принадлежностями и, заботливо оглядев
обстановку моей комнаты, по-новому оценил каждую находившуюся в ней вещь.
Внезапно возникшее влечение к своему домашнему очагу заставило меня иными
глазами посмотреть и на моего слугу Жака: я решил заняться его воспитанием и