"Тициано Терцани. Еще один круг на карусели " - читать интересную книгу автора

мечутся, страдают; процедура для них буквально пытка, потому что они не
подготовлены психологически, не видят в ней шанса на выздоровление и,
главное, не желают смириться с последствиями лечения, с побочным эффектом,
который скоро даст о себе знать.
- А вот вас, похоже, все забавляет, - сказала она мне. Выбора-то у меня
не было, и "хорошая мина при плохой игре" казалась мне естественной моделью
поведения.
"Химией" началась для меня оптимальная стратегия выживания,
предложенная специалистами Онкологического центра после недель обследований,
наблюдений и консультаций. Именно так сказала уверенная и серьезная
женщина-врач, которая занималась мною: пятидесятилетняя, худощавая, прямая,
суровая, немногословная - правда, временами ее лицо освещала очень мягкая
улыбка. Уже в первую встречу я почувствовал, что могу довериться ей, и, не
колеблясь, так и сделал. После "химии", коктейля, составленного конкретно
для меня миланскими врачами, которых она очень уважает, предстояла и
операция. А когда швы заживут, меня ждет облучение при помощи системы,
находящейся сейчас еще в фазе эксперимента и разработанной израильским
врачом, руководителем отделения радиологии Центра.
Радиолог, невысокий, крепкий, с бородкой, как у Фрейда, живо
интересующийся всем, что находится и за пределами медицины, казалось, просто
излучал выздоровление - даже не включая своей аппаратуры. По крайней мере,
такое впечатление у меня возникло, когда я впервые его увидел и сразу же
решил принять участие в его "эксперименте". Я был у него восемнадцатым
пациентом.
- А что же остальные семнадцать?
- Все выжили.
- И сколько времени они уже живут?
- Два года... Но мы только два года, как применяем эту терапию. С тех
пор я прозвал его Излучателем.
Хирург предстал передо мной в брюках цвета хаки и джинсовой рубашке. Он
был невысокий, полный, светловолосый, с животиком типичного немца - любителя
пива; пожалуй, в нем была тевтонская кровь. В буквальном переводе его
фамилия звучала как "Властелин" или даже "Господь". На меня сильное
впечатление произвели его уверенные голубые глаза и маленькие руки с тонкими
сильными пальцами. Мне подумалось, что, будь я Людовиком XVI, идущим на
гильотину, то хотел бы, чтобы палач был столь же надежным. Хирург производил
именно такое впечатление: абсолютно уверенный в том, что он делает, в том,
что именно он должен удалить, а что оставить, когда раскроит меня одним
махом от пупка до спины. Правда, "Господь" так и не сказал, собирается ли он
в процессе работы вынуть у меня ребро для определенной надобности.
- Какие у меня шансы на выживание? - спросил я у него.
- Просто великолепные, если вы не умрете от того, другого рака. Что ж,
лучше, чем ничего. Тем более это сказал он, "Господь", или "Творец", как
стал я называть его про себя.
Каждая из этих фаз предварялась сеансом "Спелеолога", юного специалиста
в области эндоскопии, способного со своей крошечной телекамерой забраться
туда, откуда нужно было взять ткани на анализ. Раз десять он пробирался в
недра моего тела, и, думаю, никто не может похвастаться, что знает меня
изнутри лучше, чем он.
Все эти дела заняли в общей сложности шесть-семь месяцев. Я пытался