"Варткес Тевекелян. Гранит не плавится" - читать интересную книгу автора

Варткес Арутюнович Тевекелян

Гранит не плавится


Посвящается

рыцарям революции -

чекистам


Семья

Так уж повелось начинать воспоминания с рассказа о своей семье. Не буду
исключением и я, тем более что моя семья была не совсем обычной.
Я рос единственным сыном и очень горевал, что нет у меня ни братьев, ни
сестер. Родители мои были людьми несхожими - не только по характеру, но и по
образованию, по воспитанию.
Мать, Виргиния Михайловна, в совершенстве владела французским языком,
хорошо играла на пианино, немного пела. Окончив гимназию в родном городе,
Ростове-на-Дону, она поступила на историко-филологический факультет
Петербургского университета. По окончании его вернулась домой, работала
учительницей в железнодорожной школе. Позже в этой школе учился и я.
Все дети думают, что их мать - самая лучшая, самая красивая на свете.
Но, честное слово, моя и вправду была очень красивой, очень хорошей.
Высокая, стройная. Кожа белая-белая, на щеках нежный румянец. Черные
блестящие волосы всегда гладко причесаны, разделены ровным пробором. Нос
маленький, с еле заметной горбинкой. Губы свежие, яркие. А большие карие
глаза, в тени длинных, загнутых, как у детей, ресниц, светились ясным,
спокойным светом.
Одевалась она строго, со вкусом: дома носила тщательно отглаженные
ситцевые платьица, в школу ходила в черном костюме, в белой блузке со
стоячим кружевным воротничком.
Мамины доброта и отзывчивость граничили порою с сентиментальностью. Она
часто была грустна, задумчива, могла плакать без всяких причин. Сколько мне
помнится, я никогда не видел ее оживленной, смеющейся.
Мой отец, Егор Васильевич, паровозный машинист, не имел, казалось, с
мамой ничего общего. Живой, веселый, первый городошник в нашем поселке, с
постоянной доброй улыбкой на лице, он так смотрел на мир голубыми, глубоко
посаженными глазами, словно хотел сказать: "До чего же, братцы, хорошо жить
на свете!" Я любил, когда он, вернувшись из очередной поездки, грязный,
измазанный машинным маслом, весь в угольной пыли, умывался летом во дворе, а
зимой на кухне. Он кряхтел, охал и ахал, приговаривая: "Хорошо, ох хорошо!"
Поливая воду на почерневшую от загара шею, я с восторгом глядел, как под
кожей перекатывались его крепкие мускулы.
Надев чистую сорочку и расчесав мягкие, цвета спелой пшеницы волосы, он
первым делом выпивал большую кружку домашнего кваса. Потом садился за стол и
в ожидании обеда беседовал со мной.
- Ну-с, кавалер, - спрашивал он, - рассказывай, как вы тут жили без