"Роберт Торстон. Легенда о нефритовом соколе-1: Путь Кланов ("Боевые роботы" #2)" - читать интересную книгу автора

Есть тут одно место, где лежит поваленное дерево, в четырех или пяти шагах
от него - кромка воды. В каком-то смысле дерево напоминает командиру его
самого - обугленная и сорванная местами кора говорит о том, что дерево, как
и он, искалечено войной. С небольшой лишь разницей: он остался жив, а
дерево - погибло.
Командир сидит, прислонившись к стволу, и смотрит на лунную дорожку,
протянувшуюся по воде. Легкий, еле заметный ветерок слегка шелестит листвой
и морщит водную гладь.
В одной книге, давным-давно сгоревшей во время боя, в книге, которую
командир как-то принес на мостик своего боевого робота, - ее обугленные
страницы развеяны по полям сражений безымянной планеты, - так вот, в этой
книге прочел он одну историю, и она запала ему в душу. Там речь идет об
отце, который оплакивает сына, павшего в бою. Бой, как помнится, велся
примитивными средствами, да и война была нелепая - ради обладания предметом,
который почему-то считался очень ценным. Смерть в этой истории
рассматривалась как трагедия. Почему? Что в ней трагичного? Этого командир
никогда не понимал. Где тут элемент трагедии? Не было ни крушения планов, ни
героев, готовых на все ради достижения цели. Ну, показана война. Тысячи
скорбящих, тысячи снискавших почет и славу. Война как война, ничего
особенного. Все войны такие. Парнишка погиб из-за допущенной кем-то ошибки.
А перед этим успел спасти друга, ребенка или врага - в истории переплетено
столько сюжетных линий, что и не упомнишь. В конце концов он был убит
снарядом, выпущенным из метательного орудия той эпохи. И отец спешит
отыскать его тело в горе трупов на поле брани сразу после битвы, пока запах
крови не сменился запахом тления.
А потом он смотрит на искаженное агонией лицо парнишки. И кажется ему,
что в глазах - сына еще светится жизнь. Вот только смотрят эти глаза не на
него, а поверх головы. Вдаль. И перед мысленным взором отца проносятся
тысячи картин-воспоминаний, тысячи эпизодов из жизни сына. Вот малыш первый
раз самостоятельно выбрался из колыбели. Детские шалости. Первые жизненные
уроки, первые ошибки, желание скорее повзрослеть. И постоянно - выбор,
цепочка непреложных "или-или", которая неотвратимо ведет парнишку на поле
битвы. События выстраиваются в прямую линию, протянувшуюся от колыбели к
горе трупов. И во всем ощущение неизбежности, неотвратимости. В книге об
этом говорилось как о судьбе. Там утверждалось, что судьба вела по жизни и
отца и сына. Вообще, из той истории следовало, что в мире, где жили отец и
сын, судьба определяла все. Судьба была последней инстанцией. И в глазах
погибшего сына, чья голова покоилась на коленях отца, навеки запечатлелась
рабская покорность судьбе.
Однако история на этом не кончалась. Сюжет развивался дальше, и отец
того парнишки оказывался вовлеченным в дьявольски сложную интригу, в
результате которой он каким-то образом избавлялся от того, что пятнало его
имя или затрудняло ему жизнь, и примирялся со смертью сына, Остался ли в
конце концов он жив или нет, командир не помнил.
А вот он, командир, выжил. Есть у него такой особый талант: умение
выживать.
В свое время взгляды на жизнь (и на судьбу), привитые ему Кланом,
переплелись с собственным пониманием той истории. Потом на это наложились
впечатления от множества прочих книг, обнаруженных им в Брайеновских шахтах
(как давно это было!) во время долгой и выматывающей вахты. Первоначально