"Борис Ермилович Тихомолов. Небо в огне (про войну)" - читать интересную книгу автора

хотел, а, пожалуй, схитрил: пристроился на "теплое место". И от этих
мыслей мне было не по себе.
Как-то в столовой, во время ужина, я сказал об этом командиру. Он
посмотрел на меня с удивлением.
- Вы же знаете, что делаете важное дело, - сказал он сухо, придвигая к
себе стакан с чаем. - Но считайте, что просто вам повезло. Вы отлично
летаете в плохую погоду: летаете тогда, когда истребители противника
сидят. Ваши шансы на встречу с ними практически равны нулю. Вы хотите
видеть лицо врага? Вряд ли вам это удастся, даже если вы будете воевать в
бомбардировочном полку, куда, я слышал, вас тянет. Впрочем... завтра я
пошлю вас в осажденный Ленинград.
Осажденный Ленинград. Чудеса героизма и стойкости. Занесенные снегом
кварталы. Трупы на улицах...
Голод. Трудно представить себе его ощущение, когда ты сыт. Я пережил его в
детстве, и у меня осталось в памяти только мучительное чувство пустоты и
угасания.
- Тетя Паша, - оказал я заведующей столовой, пожилой рыхлой женщине с
отечными, ногами. - Завтра я лечу в Ленинград.
У тети Паши мгновенно увлажнились глаза. Она всплеснула руками и полезла в
карман за платочком. Потом торопливо ушла и вернулась с буханкой черного
хлеба:
- На вот, сынок. Кому-нибудь дашь... там.
В Ленинград я в тот день не попал. Была плохая погода: стоял туман, и меня
послали в обычный, будничный полет, в Сталинград.
- Там погода терпимая... Тепло, - отводя глаза в сторону, сказал
диспетчер, - а задание очень важное. Очень. Подшипниковый цех тракторного
завода вот-вот остановится. Нужна листовая сталь для сепараторов. Нужны
танки для фронта, понимаешь? Вот. Ты отвезешь эту сталь. Там тебе будут
рады. Жми.
Он проводил меня до самолета. Хрустел под ногами снег. Стояли сказочно
убранные инеем березки. Стояли зачехленные самолеты. Стоял туман. Слева
таинственно чернел сосновый бор, справа тонуло в молоке летное поле, и ряд
зажженных для взлета костров из промасленных тряпок мазал белизну тумана
неподвижными пятнами черной копоти. Было тихо. Щипал за щеки мороз.
- Март - кривые дороги, - проворчал диспетчер, сбивая с березки ударом
ноги по стволу мохнатый иней. - Весна, а морозит, как в январе. - Он
остановился. - Слушай, ты этой метеосводке не верь. Погода кругом
паршивая, даже там. Понял? Так что - соображай. Лучше всего - выходи на
Камышин. Вернее будет. А уж оттуда, если прижмет, - бреющим по Волге. Ну,
да не мне тебя учить! Валяй, жми. И ни пуха тебе, ни пера!
- Иди ты к черту! - с сердцем ответил я, досадуя на то, что полет в
Ленинград не состоялся.
Часа полтора мы шли в облаках, густых и белых, как вата. Пора
определяться. Нужно пробиться к земле и восстановить ориентировку.
Медленно теряем высоту. 400 метров. 300. 200. 100!.. Молоко. Гм!.. Дальше
снижаться рискованно. Вынимаю из-за голенища сапога аэронавигационную
счетную линейку. Прикидываю. Судя по времени, мы должны быть где-то за
Тамбовом. Местность там ровная, возвышенностей нет. Можно попробовать
снизиться еще. Зимой в тумане это делать опасно. Белый покров снега
неотличим от тумана, и землю можно увидеть лишь тогда, когда... в нее