"Борис Ермилович Тихомолов. Небо в огне (про войну)" - читать интересную книгу автора

снег и показывает пальцем на ямку.
Я укоризненно качаю головой, перевешиваюсь через борт и кричу громко,
чтобы все слышали:
- Баба ты, а не летчик! Курица! Да с этого покрова можно взлететь хоть
сотню раз. Смотри! Взлетаю. Делаю круг. Сажусь.
- Ну, будете сопровождать?
Командир презрительно сплевывает в снег и отворачивается.
Вне себя от ярости, резко даю обороты мотору, взлетаю еще раз. Сажусь.
- Ну, будешь взлетать или ты... за фашистов?
Кажется, я его пробрал. Наконец-то у него заговорило самолюбие. Он
побледнел, вздрогнул, словно от пощечины, и, согнувшись, принялся
торопливо расстегивать кобуру пистолета.
И тут я услышал голос Фомы Кузьмича:
- А ну, ну, полегче на поворотах! Ты, там, щенок! Положи пистолет обратно!
Команда была внушительная. Комэска, уже вынувший пистолет, с сердцем сунул
его в кобуру.
Я обернулся. Фома Кузьмич, открыв фонарь, стоял во весь рост, как медведь
на дыбках: громадный, взъерошенный, злой.
- Так-то оно лучше, - удовлетворенно проворчал Кузьмич.- Теперь спрашиваю
я: "Будете сопровождать?"
Комэска, залезая в кабину, выразительно посмотрел на фельдъегеря:
- Идите вы, знаете куда! И захлопнул фонарь.
- Так, все ясно, - проворчал Кузьмич.- Заруливай, командир, на стоянку.
Вылет не состоится. А он... Эх, молодо-зелено! Жаль, однако, парня.
Я зарулил на стоянку и, не выключая мотора, стал раздумывать над
создавшейся ситуацией. Все сводилось к тому, что нам надо сейчас же, пока
не раскис аэродром, вылетать домой, иначе застрянем на долгое время.
Но Кузьмич рассуждал по-иному.
- Командир, не придумывай, - глухо сказал он из своей кабины.- Улетать
нельзя. Этот дружок, видать, оборотистый. Улетим - всю вину на тебя
свалит. Ночевать будем.
Ночевать так ночевать. Я выключил мотор. Итак, мы будем жить на этом
островке, как робинзоны. Ведь не пойдешь же проситься в гости к комэске?
- Хорошо, что у нас продовольствие есть, -сказал я.
- Да, - уныло отозвался Архангельский, вылезая на крыло и с грустью
рассматривая свои меховые унты.- Продовольствие есть, а вот калош нету.
Дела...
Мы просидели в Тихвине трое суток, пока не расчистили себе для взлета
узкую дорожку, добираясь сквозь толстый слой хлюпкого снега до песчаного
грунта.
Перед самым вылетом узнали от прибежавшего Петровича новость: комэску
сместили с должности и под конвоем отправили в Москву.
- Ну вот и разобрались! - сказал Кузьмич, потирая ладонью небритые щеки.-
Эх, капитан, капитан!..


Я - фанатик


Я пришел в столовую в подавленном состоянии духа. Погиб где-то под Клином