"Анна Александровна Тимофеева-Егорова. Я Береза, как слышите меня? " - читать интересную книгу автора

Микинихи, в Заказнике и на Сидоровой Горе. Основным же занятием в наших
краях, заботой многих поколений был лен. Когда он цвел, глаз не оторвешь от
сине-голубого моря, а когда созревал, море золотое. А какой у нас воздух в
разнотравье полей и лугов! А хрустально чистые родниковые ключи на Вешне и в
Песчанке, на Лотках и Ясеницах... По извилистым берегам речки Яременки было
много черной смородины. Зимой мы катались на лыжах и санках с Молошной горы,
на Сопках и Шише, играли в простые деревенские игры. Мужики долгими зимними
вечерами чинили хомуты и сбрую, женщины пряли лен и рукодельничали, а
молодежь организовывала танцы. В солнечную погоду с горы Шиш (никакой горы
тут не было - просто сохранился один из холмов Валдайской возвышенности,
теперь там стоит тригонометрическая вышка с отметкой высоты над уровнем
моря) были ясно видны золотые кресты Торжокских соборов, на которые мы
бегали любоваться. Когда ранней весной подсыхала земля и взрослые и дети там
играли в лапту. Начало Торжка теряется, по поговорке, во тьме веков. Роль
Торжка, построенного по соседству с Волгой, на ее притоке Тверце, не
возможно переоценить. Это был город, самим своим местоположением
предназначенный для торговли, для двух огромных торговых потоков,
сходившихся тут один с севера, другой с юга. Здесь встречались пушнина и
ткани, соль и оружие, мед и кожи и множество других товаров, которые
привозили купцы со всего света. Но главное, Торжок был поставщиком хлеба. С
самого основания Торжок представлял собой огромный амбар. Еще Торжок с
древних времен славился удивительным народным искусством - золотым шитьем.
Завезли это чудо не то из Византии, не то из Ассирии, а может быть из
Вавилона. До наших времен сохранилось в Торжке золотошвейное искусство.
После окончания четвертого класса Сидоровской сельской школы, мама
решила отвезти меня в Торжок и определить в школу золотошвеек. Привезла. Но
оказалось, что не подхожу по возрасту. Мама упросила начальницу принять меня
условно и уехала. В школе было очень интересно. Учились одни девочки.
Учителя - важные дамы рассказывали нам о золотошвейном мастерстве.
Вечерами, помню, нас парами вводили в большой зал, где стоял рояль.
Старая дама в пенсне садилась за инструмент, играла, а мы хором тянули: "И
мой всегда, и мой везде, и мой сурок со мною..." "И что это за зверюшка
такая?"- засыпая думала я. А через неделю запросилась домой, потому что
поняла - не смогу сидеть целыми днями над шитьем, поняла своим детским умом,
что к такому искусству надо иметь еще и призвание. Золотошвейка из меня не
состоялась. Но учиться было негде - средней школы в наших краях не было и
тогда старший брат решил взять меня в Москву, а сестренку Зину увезли к
родственникам в Ленинград ( ныне опять Санкт-Петербург).
... Шагаем по Москве. Вася одной рукой тянет меня, в другой несет
корзинку с моими пожитками. Я упираюсь, останавливаюсь, ошеломленная
страшным шумом - стуком по булыжной мостовой колес от телег ломовых
извозчиков, звонками трамваев, гудками паровозов - и удивленная великолепием
трех вокзалов Каланчевской площади. Особенно приглянулся мне Казанский
вокзал - с высокой башней, удивительными часами на ней. Я никогда не видела
таких высоких и красивых зданий - разве только во сне. А вот трамваев,
столько спешащих куда-то людей в свои одиннадцать лет я и во сне не видела.
- А куда это народ-то бежит? - спрашиваю у брата. Вася смотрит на меня,
улыбается и говорит:
- По своим делам.
Я удивленно думаю : "Что это у них за дела такие? Я вот еду без дела,