"Антти Тимонен, Константин Еремеев. Озеро шумит (Рассказы карело-финских писателей) " - читать интересную книгу автора

- Все ясно.
- Тебе, Маркелыч, эту овощ проглотить - раз плюнуть, - неуверенно
усмехнулся ротный. - Взвод я тебе даю с пополнением. А мог бы и поменьше.
Подумаешь, "Огурец"! Мне вот населенный пункт двумя взводами надо ухватить,
тоже без пушек... В девять ноль-ноль быть там, на высоте!
Проглотив твердый комок, старшина сказал:
- Будет взята. Или...
- Исключено! Никаких "или"!
Тряхнув на прощание Маркелова за плечи, Мошканцев притянул его поближе
и жестко выдохнул вполголоса:
- Не будешь в девять - пропала рота, понял?
"Весь взвод отдаю, - передразнил лейтенанта Маркелов, подняв солдат по
тревоге. - Семнадцать тут да семеро в охранении... Двадцать четыре".
Конечно, старшина Маркелов воевал не первый день, но боем руководить не
приходилось. И взвод казался ему неправомерно ущемленным. "Хорошо еще
запасники присчитались к делу! - вспомнил он и спохватился: - Так и не одел
ребят!"
- Ничего, товарищ старшина, - уловив взгляд Маркелова, брошенный на
ботинки, сказал Петров хриплым спросонья голосом. - Легче так-то. А в случае
чего прочего - валенки ваши уцелеют... - И улыбнулся: ладно, дескать,
старшина, мы квиты, три к носу - все пройдет.
Маркелов без звука проглотил эту пилюлю.
Из землянки он вышел последним.
- До броска не греметь, того-этого, поняли? - предупредил он солдат и
сердито плюнул, вспомнив ротного: "Навязал словечко!"
Одна-единственная звезда висела над заснеженным лесом. Под утро
примораживало - снег под ногой скрипел. У землянки темнел часовой в тулупе.
"Двадцать пятый!" - жарко обрадовался Маркелов, и к нему пришло спокойствие,
словно этого невыспавшегося и уставшего солдата как раз не хватало для того,
чтобы выполнить приказ командира роты. "Двадцать пять - это звучит! Всё не
двадцать четыре!"
И пока пробирались утоптанной тропой по лесу к окопам, пока он,
Маркелов, проверял боевое охранение, ставил перед ним задачу, и даже когда
уже лежал, изготовившись к прыжку, вглядываясь в надоевшие очертания
высотки, действительно напоминавшие огромный огурец, брошенный богом или
дьяволом перед лесом - все это время зрело в нем предчувствие удачи. Зато
когда откуда-то сбоку коротко рявкнул немецкий пулемет, прочистил глотку и
принялся лаять захлебисто и зло, Маркелов, с ходу зарываясь в колючий снег,
с обжигающей обидой догадался: "Прошляпили точку, растяпы..."
По ним лупили еще два пулемета, расположение которых давно было
засечено и которые уже не могли бы особо повредить: до того, как эти
пулеметчики всполошились, взвод успел нырнуть за гребень то ли канавы, то ли
овражка, сбегающего с высоты в долину реки. Пули рвали воздух, чмокал
расплавленный свинец... Но если бы не тот, третий дзот!
Маркелов отгреб снег рукавицей, туго повернул голову: в каких-то
полусотне метров прямо в лицо полыхало пламя. "Под носом не заметить фрицев,
это надо облениться!" - ругал старшина наблюдателей. Правда, где-то таилась
мыслишка, что ведь и сам он оползал тут всю опушку с термосами, но ни
единого выстрела не слыхал с той стороны, откуда теперь хлестал свинцовой
плетью пулемет.