"Антти Тимонен, Константин Еремеев. Озеро шумит (Рассказы карело-финских писателей) " - читать интересную книгу автора

дышал, она пронизывала все его существо. От этой внутренней тревоги Тэллу
время от времени испускал тоскливый и протяжный вой, отзывавшийся дурным
предзнаменованием в многоопытных сердцах Пелтонена и его близких.
- Беды бы какой не приключилось в дороге, - сказала Пелтонену жена. -
Будто перед смертью, собака воет.
- Скажешь тоже, - ответил Пелтонен. - Воет, только и всего.
Но Пелтонену и самому было не по себе, совсем не по себе. Вой напоминал
ему о чем-то таком, что он вот-вот навсегда утратит, о чем-то очень далеком
и в то же время бесконечно дорогом, с чем так трудно расстаться. Были в этом
вое и стенания невидимых духов, и застывшая неподвижность долгих зимних
ночей в снежной пустыне.
Пелтонен не был суеверен, но все же от воя Тэллу сильно поблекла
заманчивая картина золотоносных холмов в Америке, которую он рисовал в своем
воображении. Вой уже заранее бередил в сердце тоску по родине, по ее лесам и
зимним метелям, заставляя с умилением думать о том, от чего Пелтонен как раз
решил уехать.
Но надо было крепиться.
Ведь он уже совсем собрался отправиться по весне в Америку, успел
распродать часть имущества, скотину, домашний скарб, кое-что из одежды. Не
оставаться же теперь из-за собаки.
А Тэллу не находил себе места и все сновал от избы к дворовым
пристройкам, обнюхивал следы, что-то высматривал и выискивал, стараясь
наконец-таки докопаться до таинственного и бесплодного существа, так
безжалостно нарушившего покой в доме. Тэллу обнюхивал и хозяина, и хозяйку,
и их малыша - запахи были вроде бы прежние, знакомые, но к ним примешивалось
еще что-то...
И Тэллу снова толкал лапой дверь, усаживался на крыльцо, выгибал спину,
вытягивал морду и исторгал в небо протяжную и скорбную жалобу. Воздержаться
от нее он не мог, ему так сжимало грудь, что невозможно было дышать. И Тэллу
выл, выл ночью и днем, и все мучительней его давило удушье, все печальней
становилась его жалоба.
Зима пошла на убыль, солнце стало уже пригревать бок Тэллу, когда он
лежал на крыльце. Бывало, в прежние весны солнце приносило с собой радость.
Подымется чуть повыше - и для Тэллу начиналась новая жизнь. Раздольные
сосновые боры превращались в места веселых игр, и он без устали носился
вперегонки со своей тенью. А теперь не веселило даже солнце, лучи его были
бессильны растопить ком неизъяснимой тоски, теснившей грудь.
Наступила весна. В доме началось что-то неслыханное и невообразимое.
Вместо того чтобы приняться за сев, хозяин раздавал незнакомым людям свое
добро, те самые предметы, которые он прежде берег пуще всего и к которым
никто посторонний не смел прикоснуться. А теперь, когда Тэллу оскалил клыки,
пытаясь удержать незнакомцев от этого грабежа, хозяин наградил его пинком.
Творилось что-то странное, выпадающее из разумного хода жизни, и понять это
Тэллу не мог. Раньше все шло по-другому, в доме не делалось ничего, в чем бы
Тэллу не разбирался, не предпринималось ни одного шага, смысла которого он
не мог бы уразуметь. Все заботы хозяина и хозяйки он постиг в совершенстве.
А теперь было не так...
Однажды утром хозяин и хозяйка стали снаряжаться в дорогу, одели и
своего малыша. Тэллу тоже принимал участие в приготовлениях, прыгал от
радости, ласкался и возбужденно лаял.