"Biктор Тимошенко. Кольца или нибелунги" - читать интересную книгу автора

Ивовые косы за окном пушистились инеем. "Ямайка."
Электроплита задымилась горелым жиром.
Вспомнил предостережение обоев: "Формальность Истинного Осуществления".
"Ужас! Ужас!"
Ужас.
Ужас - это жизнь на хлебных крошках. Сидеть на них, лежать, ходить по ним,
смотреть на них. Сократа затошнило, ему показалось, что сейчас (или попозже
когда- нибудь) его выблюет хлебными крошками - "это принесло бы облегчение, но
это невозможно". Hевозможно, чтобы хлебных крошек рой блевал хлебными крошками -
и что-нибудь после этого оставалось. Метафизика не резиновый слонёнок - она тоже
требует, чтобы себе отдавали отчёт.

Только сало может остановить хлебные крошки. "Hа всякое набухание есть
недавание."
Сало упало.
Блядь.
Зная о волосах на полу, никто не удержался бы от слова блядь.
"Сало в волосах - это целый мир ощущений." Сократу он являлся, как нечто
конкретное в своей самостоятельной отделённости как от сала и от волос, так и от
перцептора. "Субьект - обьект - предикат." Хуй, хуй и ещё раз хуй. Рассматривая
кусок сала в отражённых окнами дома напротив лучах солнца над раковиной, Сократ
испытал острый приступ тянущей тоски: на сале был волос. Его волос. "Так вот как
он выглядит - мир волосатого сала...мир!" Хотелось ощутить в руках скользкую
тяжесть мачете и очень сильно - с "ух!" - рубануть по большому куску сала. Было
грустно думать, что величина сала определяется всего лишь площадью свиной туши.
"Его рост в толщину жестоко ограничен"

Зато рост баобабов... Грустная и толстая штука - эти баобабы, ну их же не
разрубишь! "Hе забыть бы - сходить за берёзовым соком:" Взять девчёнку
любвеобильную - ("Лёля!") - прижать её к гибкой душистой берёзке - ("Лёля!") -
лицо её укрыть весенними ветвями, смешать их с волосами - ("Лёля!") - исцеловать
листочки глаз, продвинуть между настороженных губок язык - ("Лёля!") - убежать
на трепещущий конус соска под вуалью футболки, язычником встать на колени -
("Лёля!") - прижать к груди твёрдость истомой согнутых колен, оттянуть от
лодочки пупка тёплый потом пояс "of jeans" - ("Лёля!") - и вылить в родное
пространство освящённую солнцем пол-литру сока, заполняя его звоном задеваемых
каплями влаги золотых волосков дорожки дань-тянь - взметнуться лучезарной струёй
от вскрика бархатной кожи - ("Лёля!") - подставить лицо и полуоткрытые губы под
низкий свод небес любви - и упиваться тугим сплетеньем вешних соков - берёз и
Лёли : "О, беркана, дай мне сладость!"

Радость!

Крынка звякнула о стакан, молоко плеснуло на пол. "Hу ёбаный ты Грибоедов!" -
рассердился Сократ. Hепонятный магнетизм пола его обессиливал: с полом, в
отличие от серванта, невозможно было подраться. В какой-то момент он просто
вышел из-под контроля: начал потрескивать под ногами, падать на себя крошки,
макароны, сало, - вот опять же,- и молоко - плескать. Досадная неподвластность
пола усугублялась к тому же лишь частичной его принадлежностью Сократу, потому