"Василий Тимошников. Петербургские сюжеты." - читать интересную книгу автора

девятилетний пацанёнок.
- Сюда можно? - деликатно осведомляюсь я.
- Да, да, - торопливо дожёвывая гамбургер, говорит он, - здесь свободно.
- Ты здесь один? - спрашиваю я.
- Hет, - он охотно вступает в беседу, и указывает рукой за окно - туда,
где его ждут родители. Потом показывает нам игрушку, которую ему вручили
вместе с детской порцией какого-то фирменного блюда, прощается и мы
остаёмся вдвоём.
Пока я беседовал с незнакомым пацаном, Яшка уже заказал по две порции
картошки-фри, чизбургеру и стакану сока. Мороженое мы проигнорировали - я
его не очень люблю, а Якову нужно беречь горло.
Закончив трапезу, мы вновь вышли на улицу. Прошагали до Дворцовой
площади, где наперебой раздавались голоса зазывал. Одни приглашали на
экскурсию по городу, другие - полюбоваться Дворцами и фонтанами Петергофа,
третьи звали в Кронштадт.
- Хочешь, съездим куда-нибудь? - поинтересовался я у племянника.
- Да ну, давай просто по городу погуляем, - ответил он и взял меня за
руку.
До вечера мы бесцельно слоняемся по городу, любуемся его узкими
улочками и необыкновенной архитектурой. Каждый фонарь, каждая лавочка
здесь - произведение искусства. Вот у Эрмитажа толпятся страждущие попасть
во внутрь, мимо по улице лихо проезжает лимузин.
- Смотри, - с неподдельным восторгом теребит меня за плечо Яшка, -
смотри!
- Скоро и ты сменишь "Волгу" на "Кадиллак", - заверяю я его.
- Брось ты, ненавижу я эти понты, - отвечает он.
За разговорами мы не замечаем, что уже стемнело и медный всадник
осветился светом электрических прожекторов. Этот памятник почему-то особо
был люб Серому. Уже живя в другом городе, он всегда звонил по телефону и
интересовался: "Hу как там медный всадник поживает?". Мы честно отвечали,
что его реставрировали к трёхсотлетию и отполировали яйца.
Мы направляемся к ближайшей станции метро, и, как всегда, молча едем
домой.


ГЛАВА III.


По очереди приняв душ, готовимся ко сну. Hеожиданно Яшка просит достать
ему гитару. Я забираюсь на шкаф, и подаю ему инструмент. Он садится на
край кровати, и перебирает струны:

Толпы людей выходят на Hевский.
Марионетки, люди на лесках,
Путь сокращают по закоулкам.
Поезд метро уносится гулко.
В городе сером и одиноком
Мы утекаем единым потоком.
Тем же потоком мы едем обратно -
Это единство порою приятно,