"Татьяна Титова. Остановка" - читать интересную книгу автора

помогаем местным жителям, - но ведь они как кочевали, так и кочуют. Разве
только впереди и сзади убогих повозок, запряженных песчаными ослами особо
выносливой породы, теперь ползут, переваливаясь, бронеходы. Сильные, мощные,
надежные...
Мы заняли пустыню. Приняли ее такой, как она есть. С невежественными
кочевниками-аборигенами, безводную, необжитую, с небогатой фауной и флорой,
с сотнями тысяч километров однообразных песчаных равнин. Теперь мы изменим
ее. Построим города, научим жить в них аборигенов, откроем для них заводы,
школы, больницы, добудем воду, посадим деревья, остановим песок...
Мы все это сделаем. Только вот когда? Приезжая сюда, я думал, что наши
машины понадобятся максимум на несколько месяцев: нужно было основать первые
две-три базы, проложить главные дороги - а дальше придут строители,
инженеры, мелиораторы, агротехники...
Не получилось. Места, которые мы выбирали для баз, были удобны, пески -
неподвижны. Но стоило хоть немного обжиться, обосноваться, привыкнуть, как
песок активизировался. Громадные массы кремнезема приходили в движение,
грозя похоронить под собой базу. Приходилось спешно сниматься с места, снова
мотаться по пустыне в поисках подходящего уголка. Находили новый участок,
где песок точно уж был неподвижен, закреплен длинными корнями корявых
кустов... И снова песок приходил в ярость, снова надвигались сыпучие волны,
и мы опять эвакуировали базу. Сейчас она располагалась в трехстах километрах
к востоку - еще каких-нибудь пять часов езды с обычной скоростью, нет, не
пять, я забываю, что мы не одни, с повозками нам понадобится около двух
суток. Да еще остановка. Восемь бронеходов передового отряда торчали в
песке, не трогаясь с места, уже двадцать пять минут. Когда двигались, было
легче. Хотя мы и злились, что приходится бежать от песка, все же мы были
заняты, мы работали, не вылезая из машин сутками. Мы страстно желали
закрепиться и поэтому двигались. Мы хотели бы остановиться. Но, ясное дело,
не так, как сейчас.
Бронеходы стояли. Томительно тянулось время. Дул ветер, и сыпался песок.
Хаскинс вдруг грустно и жалобно замычал себе под нос, явно полагая, что
поет. Я не мог уловить мелодию. Покосился на него. Откинувшись в
водительском кресле, полуприкрыв глаза, он разнеженно стонал. Заунывная
песня как нельзя больше подходила к обстоятельствам: воет ветер с песком - и
воет Хаскинс. У меня сразу заболели уши. Не столько от ветра, сколько от
Хаскинса.
Я сказал негромко:
- Хас-скинс! Пр-рекратить!
Он открыл глаза и удивленно посмотрел на меня. Он никак не ожидал, что
мой приказ может относиться к сфере его личных интересов и поступков,
касаться способов его самовыражения. Я был его командиром, а он моим
подчиненным - что да, то да, но еще ни разу я не делал ему замечаний по
поведению... прямо как в школе. Он понял это и обиделся. Я не мог запретить
ему петь и не должен был запрещать. Оставалось теперь только постараться не
допустить разлада.
- Слушай, Хаскинс, - сказал я, - а что это ты пел?
Я не ожидал, что он ответит. Но, видимо, он не сильно обиделся.
- Это наша песня, из дома... Танго. "Девушки среди роз, девушки в
весеннем саду..." - пропел он.
Я расхохотался. Хаскинс тоже.