"Владислав Андреевич Титов. Ковыль - трава степная " - читать интересную книгу автора

и даже не пытается противиться им. Что толку?.. Все равно уже ничего не
изменишь...
Ему только хотелось расплакаться и убежать прямо сейчас в степь,
оседлать там Чайку и умчаться куда-нибудь, хоть на самый край света. Но
проходит полчаса, час, а Женька сидит на кровати в прежней позе, все с теми
же отчаянными и невеселыми мыслями. Куда там умчишься!..
"Эх, жизнь..." - вздыхает он.
И в этом вздохе не чувствуется ни зла, ни упрека, одна покорность
обрушившейся на него судьбе. Оно и понятно. Целое лето пас он колхозный
табун, вольной птицей летал по степи на быстроногой Чайке, и вот...
Наступил сентябрь, звяк-гул школьный звонок, и жизнь Женькк стала похожа на
какой-то кошмарный сон. Он пошел в четвертый класс, а его место у табуна
занял Колька Кашей. Все бы ничего, да... Разлуку с табуном и Чайкой пережил
бы как-нибудь... Тем более что в принципе-то он не против школы. Не-е-ет,
учиться надо. Это он хорошо понимает. Неучам скоро и табуна пасти никто не
доверит. Но... Как тут жить, если вчера по селу на взмыленной Чайке
промчался этот гад и в руках его змеей извивался длиннющий кнут!
Женька вспомнил, какой захудалой стала Чайка, как жалобно горел ее
фиолетовый глаз, и тихо всхлипнул.
- Ты чего, Жень? - проснулась мать.
Голос матери был сонный и такой ласковый, что Женька не выдержал и
заплакал.
- Иди ко мне, сынок, - позвала она.
Шлепая босыми ногами по полу, Женька подошел к ее кровати и, шмыгая
носом, юркнул под одеяло. Почувствовав рядом мать, он успокоился.
- Тебе сон плохой приснился? - спрашивает она и гладит его по голове.
- У него... у него проволока на конце! - вновь всхлипывает Женька и
всем телом прижимается к матери, словно прячется от режущего удара Кащеева
кнута.
- Какая проволока? - недоумевает мать.
- За что он бьет их? Кащей проклятый! И Чайку... Им же больно! -
захлебываясь слезами, вскрикивает он.
- И-и-и-их... глупенький! - обо всем догадавшись, утешает мать. -
Опять ты за свое. Нашел о чем тужить! Скоро зима, лошадей загонят в
конюшню, и никто их там не ударит. Хочешь лыжи? Завтра пойдем и купим. А
там новое лето не за горами. Кому же, как не тебе, табун пасти...
Тихий, баюкающий голос матери успокаивает мальчонку. В его воображении
рисуется зима, в круговерти воет метель, свистит в замерзшем бурьяне, а он
на новеньких лыжах мчится в степь. Ему нипочем ни обжигающий нос ветер, ни
мороз, ни вьюга. Там, в степи, замерзает Кащей. Он выбился из сил, застрял
в Волчьем логу, испугался и не может идти. Женька взвалит его на плечи и
принесет в село.
"Жень, прости меня. Я больше не буду бить лошадей". - Колька
примирительно протянет обмороженную руку. А он молча, с гордо поднятой
головой покажет жестом - уходи прочь! И Колька, жалкий, согнувшийся,
поплетется через всё село со своим змеиным кнутом, и все будут видеть его
позор, показывать на него пальцами и с презрением отворачиваться.
- Спи, сынок, спи... - сонно шепчет мать и ласково прижимает его к
себе.
За печкой отрывисто свиристит сверчок, запах материнских волос