"Екатерина Ткачева. Я не помню (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Екатерина Ткачева

Я не помню

Повесть

Я не помню, когда я родилась. Я не знаю, кто меня родил; я не знаю
ничего своего.
Кажется, даже имя, как кость собаке, мне кинули уже в доме малютки.
Кинули, а я поймала.
Все годы я пыталась делать вид, будто я такая, как нужно. Училась в
школе, потом в ПТУ на швею. И как меня туда занесло! Все потому, что я не
хотела идти вместе со всеми своими в торговое училище. Швейная машинка - вот
это первоклассная стерва! Я убеждена, что профессиональные швеи - стервы и
сучки. Их мысли устремлены лишь на то, чтобы строго заправленная нить не
выскочила за рамки своих обязанностей. Целыми днями они кладут ровные
строчки, при помощи которых вгоняют стихию материала в границы юбок,
пиджаков и прочего хлама! В жизни они такие же - банальности возводят в
абсолют, а тех, кто следует не путем нити, медленно, но методично изводят.
Этому их машинка научила.
Я как будто получала отметки в зачетке, которую мне всучили уже при
рождении. Одни "тройки", удовлетворительно. Да только я неудовлетворенная! Я
не понимаю, какая специальность была бы меня достойной. Наверное, такой нет.
Я вдруг поняла, что у меня также нет и судьбы. Кто-то вручил мне эту
обтрепанную жизнишку и разрешил делать с нею все, что ни захочу.
Лучше бы снабдили какой-то миссией, заполнили бы дорогу
неожиданностями, даже ямами - пусть бы я выбиралась из них, цепляясь за край
зубами. На это и уходило бы время.
Эта жизнь при расчленении оказалась бесчудесной. Лежала себе трупаком и
мало-помалу разлагалась.
...Посреди тины дней оказалось, что я беременная. Чуть-чуть. Можно было
еще отправить этот неизвестного происхождения эмбрион в мертвую бездну, но я
не стала. Я не бросила вызов Всевышнему; я осталась покорной Его воле. Вдруг
стало жалко, ведь этот зародыш уже был частью меня самой, как сердце или
печень. А добровольно отдавать свои внутренние органы? - нет, все свое ношу
с собой.
Я вдруг почувствовала, как что-то новое распускается внутри меня;
что-то беззащитно-нежное, атласно-розовое, как цветки рододендрона.
Какая-то жалостливость не отпускала изнутри. Гладкая, как отрез
китайского шелка, красивая, как закат над морем. Кусок сладкого пирога
внутри меня. Часто меня бросало в сентиментальность и слезы.
Время остановилось. Я не думала о будущем этого ребенка, я находилась
будто в трансе. Бродила по весенним, просыпающимся от грязной зимы улицам и
балдела.
Возвращало из счастливого забытья лишь то, что хотелось жрать. Все
сильней и навязчивей. А жрать было не на что.
Раньше Олька кормилась тем, что сдавала пустые бутылки. В теперешнем ее
положении она чувствовала себя королевой, которой не подобает вставать
раком, поднимая пустую тару. С высоты своего брюхатого положения она думала:
"Интересно, почему это нет такого закона, по которому всех беременных