"Преступление" - читать интересную книгу автора (Уэлш Ирвин)

10. Лучший шейк во Флориде Ч.2

Следующие несколько минут телефонная линия напоминает пороховую дорожку, Ленноксово ухо — фугас, а набирающий высоту голос Труди — неотвратимое пламя.

— Ты кем себя вообразил? Американская девочка не имеет к тебе никакого отношения. Я имею к тебе отношение. Я твоя невеста! У нас отпуск!

— Здесь что-то скверное происходит. Я должен убедиться, что девочка в безопасности. — Повинуясь шестому чувству, Леннокс поднимает взгляд. На стоянке Тианна треплется с двумя юнцами. Боже, что за вид, что за манеры! Точь-в-точь мечта дальнобойщика.

— Ты должен? Ты? Да ты же настоящую пургу гонишь! Ты сам-то себе веришь, а, Рэй? Заткнись на минуту, мать твою, сам себя послушай и попытайся поверить в фигню, которую изрыгает твой грязный рот! Вот, значит, какой из тебя муж получится? — Труди переходит на причитания. — Когда ты только перестанешь играть в полицейского? Ты же ведь не законченный идиот! Или законченный?

Вот хорьки вонючие. Один, судя по нагло кривящейся физии, дорос до осознания принадлежности себе, и только себе. Второй, постарше, пребывает во власти гормонального взрыва и в поисках достойного приложения прущей из ушей энергии.

— Труди, мне пора. Все будет в порядке, — частит Леннокс.

Юнцы окучивают Тианну. Им не видно, что он на них смотрит.

— Все будет в порядке?! Ничего не будет в порядке, пока ты не прекратишь идиотскую игру в «Полицию Майами»! Кем ты себя возомнил? — От отвращения Труди почти шипит. — Целую ночь шляешься неизвестно где, неизвестно с кем…

— Люди в беду попали. Может, тебе плевать, а я, знаешь ли, не за нашивки работаю, — ревет Леннокс, не сводя глаз с Тианны. Она что, в машину к этим недоноскам сесть собралась? Ну, вы у меня попляшете!

— Давай, Рэй, давай! Опускай меня, издевайся. Ты напыщенный, зазнавшийся кобель, вот ты кто! Я всего лишь хотела отдохнуть и обдумать нашу свадьбу. Прости меня за это, Рэй. — От сарказма, кажется, даже провод дрожит. — Я искренне раскаиваюсь. И в том, что хотела провести отпуск со своим женихом. И в том, что возмутилась, когда мой жених всю ночь куролесил с цервой встречной женщиной, а теперь имеет на хвосте ее ребенка. Наконец, в том, что была такой чудовищной дурой!

Тианна флиртует, ложится на капот, подражая фотомоделям, откидывает волосы. У старшего юнца лицо невозмутимое, ноги подергиваются в беззвучном рэпе. Младший едва челюсть не роняет.

— Слушай, Труди, мне правда…

Труди швыряет телефон ни пол. Спохватывается, хочет возобновить разговор. Набирает номер ресепшена, спрашивает, откуда поступил звонок.

Леннокс в сердцах вешает трубку, почти бежит к заправочным автоматам. Его спешка вызывает у юнцов обоснованные подозрения.

— Тианна, ты представляешь? — В горле пересохло, голос звучит как рык. — «Хартс» выиграли, 2:1. Играли на стадионе «Тайнкасл». Не знаю, на чьем счету голы. Я так и говорил. Говорил или нет? Нет? — произносит он, теперь глядя на юнцов в упор. — Наверно, потому, что не знал, за кого ты болеешь. Ну, и за кого?

— Сэр, мы просто болтали. — Младший моментально превращается в пай-мальчика. Старшего на испуг не возьмешь: он окидывает Леннокса мрачным взглядом, явно рассчитывает на тяжелую артиллерию в лице приближающейся супружеской пары.

Отец семейства — крепкий, мускулистый, в рубашке с короткими рукавами и шортах цвета хаки. Поросль на его лице говорит о не легкой ночи. Его жена в тесном платье, подчеркивающей приличный срок беременности. Руки у нее крупные, мягкие.

— Что здесь происходит? — мрачнее мужчина.

— Сыновей своих спросите, — рявкает Леннокс. Замечает у отца семейства грязь под ногтями. Слышит набат в собственной голове.

— Мы просто болтали, — повторяет пай-мальчик.

— А кто вам право дал?

— Не понимаю, мистер, из-за чего вы шум подняли. — Счастливый отец смотрит на Тианну. — Не вам шуметь, раз вы позволяете дочери так одеваться. Да сколько ей лет? Знаете, что я думаю? А думаю я вот что: уноситека отсюда свою задницу, пока я копов не вызвал. Они такого сукина сына, как вы, мигом в обезьянник отправят.

— Что?

Тианна вспыхивает.

— Они всего лишь… Я хочу сказать, мы всего лишь разговаривали. Он не соврал. — Тианна кивает на младшего мальчика.

Леннокс смотрит сначала на отца семейства, потом на Тианну. В первый раз замечает, что девочка накрашена: тени, тушь, помада. Она выглядит много старше своих лет. Так вот зачем ей в уборную понадобилось. Из ярости, как из мяча, будто воздух выпустили; Леннокс принимает решение отступить.

— Что ж, от разговоров никакого вреда. Пойдем, солнышко, — кивает он Тианне, — а то дядя Чет небось уже заждался.

Супруги провожают их подозрительными взглядами. Леннокс при каждом шаге внутренне содрогается. Они могут заявить в полицию, и тогда мне конец. Какой же я болван. Тут Диринг замешан, а я разбушевался. Леннокс думает об эдинбуржце по имени Кении Ричи,[13] который в ожидании смертного приговора провел в тюрьме Огайо двадцать лет, а ведь даже власти штата признавали, что Ричи просто физически не мог совершить преступления, в котором его обвинили. «Здесь — как, впрочем, и везде — судебная система от средневековой недалеко ушла. Нужны деньги и связи; в противном случае не докажешь, что ты не верблюд. У здешней судебной системы свой цвет — зеленый.

Тут правосудие двух видов — правосудие Родни Кинга[14] и правосудие О. Дж. Симпсона[15]».

Не обращая внимания на трезвон телефона-автомата, Леннокс с Тианной садятся в «фольксваген», Леннокс жмет на газ, в зеркало заднего вида наблюдает, как удаляется взбешенное семейство. Они минуют жилой квартал, раздробленный парковками и торговыми центрами с малодоходными предприятиями вроде дешевых страховых контор, мастерских по ремонту электроприборов и магазинов «Все для домашних питомцев».

По ошибке Леннокс сворачивает на север, на Двадцать седьмую авеню. Квартал раскален от злобы чернокожих юнцов, что стаями отираются на перекрестках, оккупируют ветхие террасы. На подсознательном уровне Ленноксу понятны их чувства. Юнцы живут в гетто, в условиях экономического и социального карантина — потребность пинать закрытую дверь вполне естественна.

— Главное, на светофорах не останавливайся, — волнуется Тианна. — По-моему, это Либерти-сити.

По возможности подчиняясь, Леннокс рулит на запад, поворачивает на юг, снова на запад.

— Тианна, а ты всегда так одеваешься? — интересуется он как бы между прочим.

В ответе сквозит мрачный вызов:

— Да, а что?

— А другие девочки в школе тоже так ходят?

— Конечно.

По мере того как здания становятся все ниже, а потом и вовсе сходят на нет, Ленноксовы сомнения относительно правильности выбранного пути усугубляются. Тианна что-то достает из рюкзака. Это карточки; бейсбольные карточки. Девочка перебирает их, Леннокс включает радио.

Колонки лязгают популярным диско. Леннокс ощупью находит нужную кнопку, прибавляет звук. На измученное тело музыка действует подобно кокаину — Леннокса передергивает, как от электрического разряда, в голове наступает никчемное просветление. Металлический долбеж подобен клинку под ребром. У Леннокса чувство, что он поступает противозаконно: интересно, оно оправданное или нет? Он тщится справиться с нервным тиком. Полжизни готов отдать за свои успокоительные. Жаждет прокрутить, как пленку, похмелье и, подобно цветку, раскрыться для потребления даруемых жизнью благ.

Тианна понимает, что болтовней с мальчишками огорчила Леннокса. Она сразу просекла, куда старший смотрел. «Так я ему и дала, ага, щас. Меня теперь никто не проведет. Тем более обычный пацан, почти ровесник. А шотландец-то, Бобби-Рэй! Он вроде как ревновал! Наверно, если девочка может быть женщиной, то и мужчина может быть мальчишкой». Тианна опускает оконное стекло, встряхивает головой (волоры подхватывает ветер), высовывает локоть. Эх, сюда бы еще стильные солнечные очки!

Через некоторое время «фольксваген» въезжает на парковку внушительного торгового центра.

— Почему мы остановились? — спрашивает Тианна.

— Потому что Тебе нужна новая одежда.

— Вот еще!

— Я сам выберу, — заявляет Леннокс, распахивая дверцу. — Во всяком случае, без моего одобрения ничего куплено не будет.

Как-никак ты со мной едешь. И нечего губы надувать.

Тианна вылезает из машины, захлопывает дверь. Смотрит на Леннокса поверх крыши, щурится на солнце. Очередное модельное обезьянничанье.

— А что ты мне за это купишь?

Тианна приближается дразнящей походкой, от которой Леннокса тошнит.

— Молочный коктейль. — Он кивает на вывеску над ларьком с мороженым. — Видишь, написано: «Мы делаем лучший шейк во Флориде».

Тианна резко поворачивается на пятках, мелко трясет бедрами и провозглашает:

— Лучший шейк во Флориде делаю я!

Леннокса разбирает смех — очень уж забавно у Тианны получается. Однако она ведь не стриптизерша, в ее возрасте так вести себя — неправильно. Леннокс в зародыше душит нервное хихиканье, хмурится.

Тианна улавливает его очевидное недовольство.

— Да ладно, не злись.

Леннокс открывает рот, однако слов не находит. Он всего-навсего шотландский полицейский; у него проблемы с психикой и вечно недовольная, авторитарная невеста — ей требуется слабый Леннокс, чтобы под настроение играть в Мать Терезу. Разговаривать с детьми его не учили.

— Просто я хочу купить тебе одежду… гм… поскромнее.

— Зачем?

— Затем, что слишком много открытого тела вызывает у людей определенную реакцию. Ты умная девочка, а кто это видит? Окружающие видят только твои голые руки и ноги. Тебя не принимают всерьез, не считают личностью… — В собственном тоне Ленноксу слышатся голоса крайних феминисток и заповеди Талибана.

Для девочки его слова как удар под дых. Правильно, открытое тело. Вине, Клемсон и все остальные на тело и реагировали. Тианна размышляет над этой загадкой, в глазах отражается боль.

— Но ты ведь видишь во мне личность, да?

Подействовало. Проняло. Леннокс впервые чувствует, что Тианнина реакция на его слова — не только внешняя. А может, он просто выдает желаемое за действительное.

— Конечно, я вижу в тебе личность. — Он с улыбкой похлопывает девочку по спине — и отдергивает руку, будто обжегся.

Сколько добреньких дяденек предваряли переключение передачи именно этим дружеским жестом?

Снаружи торговый центр не кажется пафосным, однако, едва расползаются автоматические двери, в лицо Ленноксу вместе с кондиционированным воздухом бьет многократное превосходство этого сооружения над аналогичными британскими. Где тот «Сэлфорд Шопинг Центр»? До него, навсегда запятнанного исчезновением Стейси Эрншоу, отсюда, из засилья бледно-оранжевых, лимонных, насыщенно-розовых красок, как до Луны. Напротив телефонов-автоматов магазин видеопродук-ции, Леннокс дает Тианне две двадцатки.

— Мне нужно позвонить. А ты пока сбегай купи нам что-нибудь живенькое в дороге слушать.

— Клево, — отзывается Тианна, берет деньги и вприпрыжку удаляется.

У дежурной в бюро информации Леннокс берет телефонный справочник. Номеров полицейских участков, находящихся в ведомстве полицейского департамента Майами, хоть пруд пруди. Леннокс намерен проверить реакцию Диринга — к нему, похоже, все ниточки тянутся. Леннокс уставился на адрес: Район Аллапата, блок № 1888, с-з, 21 — я ул. Нет. Он слишком устал, еще не отошел после перелета, у него кокаиновая ломка. Ужас накатывает и отступает, пульс сбивчивый, Ленноксу хочется принять успокоительное. Нужно перетерпеть; но, черт возьми, паника разъедает ему душу, как дурно приготовленное карри разъедало бы пищевод. Право, в таком состоянии вести машину, да еще с ребенком, чревато. Секретарша объявляет, что в их участке нет Ланса Диринга. Леннокс звонит в Западную Маленькую Гавану — лишь потому, что название «улица Флэглер», заявленное против номера, кажется знакомым. В трубке женский голос с сильным испанским акцентом.

— Позвоните в Северную Маленькую Гавану. Ланс Диринг там работает, — бодро информируют Леннокса.

Он находит нужный телефон. А Стэрри-то была права — Робин действительно прикрывается «Риверсайдом». Леннокс набирает номер и спрашивает Ланса.

— Дежурный Ланс Диринг, Северная Маленькая Гавана. Чем могу помочь?

От Дирингова голоса бегут мурашки. Мурашки не скачки пульса; перемена ощущений дает нужный настрой. Пора прибавить жару.

— Молись, чтоб тебе самому кто помог. На данном этапе тебе больше ничего не остается.

— Кто говорит? Какого черта?..

До Диринга дошло, по тяжелому дыханию ясно. Слава богу, Диринг простой полицейский, а не старшина подразделения. Там таких что грязи. Однако Дирингову задницу наверняка прикрывает вышестоящий извращенец. Вспоминается сетевая распальцовка Безбашенного-в-Бордовом, его угрозы посетителям «Кикбэка». Безбашенный, конечно, ботаник, небось до сих пор с мамочкой живет; Леннокс ловит себя на том, что копирует его стиль.

— Ах ты, грязный педик. Я тебя раскусил. Я теперь знаю, кто ты, где живешь и где работаешь. А самое главное, мне точно известно, чего и от кого тебе надо. Ты у меня попляшешь, причем очень скоро. Готовься морально, голубчик ты мой;

Если Ланс Диринг и напрягся, самообладания ему не занимать.

— А, наш шотландский друг. Слушай сюда, Рэй: ты влип по-крупному. Если ты не вернешь девочку матери, с каковой матерью меня связывают продолжительные дружеские отношения, я натравлю на тебя кого следует и обвиню в похищении ребенка. Даже не сомневайся. А оно тебе точно не надо, Рэймонд; уж мне поверь.

Что и требовалось доказать. Речь настоящего профессионала. Не скрывает истинной серьезности ситуации, однако же обращается по имени — дружелюбие и понимание демонстрирует. Рассчитывает, что я поведусь. Выставляет себя как единственного моего союзника, можно сказать, виртуально локтями работает.

— Ясно: ты вздумал всем постам разослать мои приметы, — произносит Леннокс. Вряд ли Диринг останется голословным.

— Угадал. А если до сих пор тянул, то лишь потому, что мои действия только навлекли бы на Робин и Тианну дополнительные проблемы с социальными службами. Вторая причина: я, может, круглый осел, да только я считаю, ты принял их интересы близко к сердцу. Послушай меня, Рэй: ты глубоко заблуждаешься. Будешь препятствовать возвращению девочки домой — наживешь гемор, а заодно подставишь и мать, и дочь.

— Девочка не может считать домом притон, где педофилы кишмя кишат! — слышит Леннокс собственные слова.

Каждый атом в Ленноксе пульсирует уверенностью: речь не о пьяном извращенце и нанюхавшейся мамаше-потаскушке, в очередной раз бросившей свое дитя. Нет, дело куда серьезнее. Леннокс не знает, во что вляпался, не может вычислить Дирингову роль.

— Не сомневаюсь, Рэй: ты все неправильно истолковал. Ты непоправимо далек от истины.

Придется напрячь мозги, попробовать вызнать у Тианны. И у Чета, кем бы он ни был.

— Я еще позвоню. Или на работу, или на мобильник. Тебе решать.

— Рэй, ты где? — Голос теперь значительно мягче.

Леннокс сыт по горло телефонными допросами.

— Быстро диктуй сотовый, или я трубку повешу.

После короткой паузы у Ланса Диринга напористости поубавилось.

— Ладно, Рэй, уговорил. Присматривай там хорошенько за нашей Тианной.

Диринг четко диктует телефон, Леннокс записывает в блокнот Труди. Первая победа слегка кружит голову.

— Рэй, главное, не подведи малышку и ее мамочку, — предупреждает Диринг.

Подозрительно быстро он капитулировал. Не иначе, бдительность усыпляет, а сам пару козырей в рукаве припас. Впрочем, Леннокс в данном вопросе на свою интуицию полагаться не может.

В следующую секунду Леннокса обжигает воспоминание о сальном Джонни, взгромоздившемся на Тианну. Я ж просто молоденькие киски люблю, Дирингово невозмутимое: «Мы все взрослые люди и развлекаемся, как считаем нужным. Вопросов друг другу не задаем».

— Запомни: перевезешь девочку через границу штата — окажешься в заднице… — заводит по-новой Ланс.

— Заткни свою поганую пасть, педофил вонючий, — шипит Леннокс. — Это ты в заднице окажешься, можешь и к бабке не ходить. — Леннокс грохает трубку на рычаг. Видит бегущую вприпрыжку Тианну. Пытается умерить дрожь.

— Выбор тут не фонтан. Сплошной отстой. Но я таки добыла сносный музон. — Девочка достает пластиковый пакетик из своего рюкзака-овечки.

— Ух ты. — Леннокс просматривает диски. Путь предстоит долгий. Переводит взгляд на Тианну. — Давай-ка купим тебе новую одежду. Прикроем тебя маленько.

— Давай.

Понедельник, утро; многие магазины закрыты, в том числе «Мейси» — если верить вывеске, на инвентаризацию.

— Зато «Сиарс» работает. — Леннокс указывает на большой универмаг.

— В «Сиарс» даже мамина бабушка и то бы не пошла, — кривится Тианна. И правда: между вешалок водят носом исключительно божьи одуванчики. «Будь моя мать американкой, она бы отсюда не вылезала», — думает Леннокс. Попытки подобрать для Тианны адекватную одежду вызывают ощущение, что из сутенера он превратился в суетливую тетушку — старую деву. «Тианна еще ребенок, нельзя ей выглядеть, будто по ней панель плачет».

Леннокс покупает Тианне соответствующую возрасту одежду, себе — новую бейсболку «Ред Сокс» взамен потерянной и новые солнечные очки. Из туалета Тианна выходит уже в джинсах и приличной футболке. «Другое дело», — думает Леннокс, упрашивая девочку умыться. В конце концов она снова исчезает в туалете.

— Вот и славно, — радуется Леннокс по ее возвращении — теперь Тианна выглядит на свои десять.

— Полный отстой, — заключает Тианна. Впрочем, недовольство напускное.

Они идут в кафе и делают заказ. Леннокс получает лучший шейк во Флориде, шоколадный. Тианна — клубничный флоат.[16] Леннокс наблюдает, как Тианна с восторгом — и с неприличными звуками — тянет через соломинку растаявшие остатки лакомства. Она всего лишь дитя. Почему он с ней возится?

Потому что я полицейский.

Я никудышный полицейский. Я своего потолка достиг.

Нет. Неправда.

Он сделал все, что мог, в конкретном случае. Он поймал выродков, он возглавил следствие. Очередное повышение превратит его в Тоула номер два, иными словами, привяжет к кабинету.

Темная сторона работы в полиции — его удел, его крест; впрочем, любую другую задачу он счел бы тратой времени. Просто нельзя было распускаться. Вон Даги Гиллман — вечером захлопнул за собой дверь — и забыл, и спит как сурок. У тебя так не получается. Зато Гиллмана и не повысят. На идиотски-однообразные вопросы любой комиссии он будет выплевывать односложные ответы и думать: «Вот лохи, настоящего дела не нюхали». А члены комиссии, конечно, уловят его презрение и ярость. Не смогут взглянуть в ледяные, ненавидящие глаза. Потому что Гиллман режет правду-матку, а правда-матка пока еще способна устыдить и осудить высокопоставленных лицемеров.

Гиллман хороший полицейский. И Роббо был хороший полицейский, пока с катушек не съехал. Гиллман внушает страх — такие парни в команде всегда кстати. Леннокс из другого теста. В драке он Гиллмана под орех разделал бы. Но ни в коем случае не насмерть. Так что Гиллман поднялся бы и задул Леннокса, как свечу. В отличие от Леннокса, Гиллман себе лимитов не уста-навливал. Леннокс, хоть и выше по званию, рядом с Гиллма-ном что лояльный папаша, не верящий в телесные наказания и имеющий дело с собственным отпрыском — расчетливым психопатом-манипулятором.

Странно думать о Гиллмане, пялясь на смазливенькую официантку-латиноамериканку — миниатюрная, легконогая, она порхает меж столиков, разносит кофе.

— Как по-твоему, она красивая? — спрашивает Тианна.

— Пожалуй. — Леннокс в очередной раз отмечает наблюдательность девочки и укрепляется в решении никогда не заводить собственного ребенка, особенно дочь. Низа что.

— Я хочу сделать вот так, — мурлычет Тианна, вальяжно потягивается, нарочито запускает пальцы в волосы.

Блеск в ее глазах Леннокс идентифицирует как лицемерие — и холодеет. Тианна тотчас улавливает его реакцию, приподнимает надо лбом несколько прядей.

— Вот примерно так. Мне пойдет?

— А, ты о челке. Ну да, пойдет. — Будто камень с души.

И пульс нормализуется.

В Тианнином взгляде нежданная холодность. Леннокс давится следующей репликой. Отеческая нежность, уже было охватившая его, испаряется — Леннокс вдруг видит себя Тианниными глазами. С такой же проницательностью, с таким же презрением взбалмошная богатенькая красотка могла бы смотреть на лопоухого копа-новобранца, утверждающего, что в данном конкретном месте парковка запрещена.

Дядя Чет должен быть в курсе, думает Леннокс. Голова гудит. Чет все по полочкам разложит. Леннокс просит счет. В кафешку набежали мамаши с детьми, копы, окрестные продавцы. Тианна рассказывает об огромной Четовой яхте, на которой он бороздит Мексиканский залив. Внезапно меняет тему.

— Мужчины, которых мама приводит, все до одного ублюдки. — Голос приглушенный, чуть подрагивает, словно девочка почти готова выслушать нотацию о вреде сквернословия.

— Но Чет ведь не ублюдок?

Тианна с энтузиазмом мотает головой.

— Чет — мамин брат? Или папин?

— Он просто Чет. — Девочка снова замыкается. Спешит со счетом официантка, косится на очередь за дверью. Леннокс ловит намек, быстро расплачивается и ведет Тианну к выходу.

Значит, очередной суррогатный дядюшка. С другой стороны, почему сразу отрицательная коннотация? Он сам сейчас исполняет ту же роль, причем практически ничего не зная о десятилетних девочках. Леннокс пытается вспомнить, какой была Джеки в Тианнином возрасте. Впрочем, откуда в детских воспоминаниях объективность? Джеки на пять лет старше Леннокса; именно на нее родители возлагали большие надежды. Взять хотя бы уроки верховой езды — успехами Джеки хвастались направо и налево. И она не разочаровала. Стала адвокатом; вышла замуж за адвоката (Ленноксу, обремененному необъяснимой уверенностью, что всякий мужчина, зарабатывающий на жизнь болтовней, — это кусок дерьма, приходится постоянно подавлять бьющую через край гадливость).

Леннокс чувствовал: по окончании каждого урока верховой езды презрение Джеки к родителям и братьям только укрепляется. Ненавидел отступничество матери, гордившейся надменностью Джеки. Мать расценивала надменность как личный успех: дескать, воспитала в дочке отвращение к собственному социальному статусу (синих воротничков), а значит, дочка скорее пробьется, пусть и ценой родственных уз.

У Джеки дом в георгианском стиле в Нью-Тауне,[17] загородный дом в Дисайде, успешный муж и вежливые сыновья — ученики престижной школы. Это ее жизнь; насколько известно Ленноксу, именно к такой жизни сестра всегда стремилась. Труди алчет аналогичного статуса, словно уверена: Леннокс из того же теста, а она своей любовью, словно скальпелем, сумеет соскрести лузгу и поставить убежденного копа на правильную беговую дорожку.

Уроки верховой езды. Лошадиная деликатность.

Пока Джеки каталась верхом, Леннокс и его приятель Лес Броуди катались на велосипедах. Им было велено держаться подальше от шоссе, вот они и уезжали к Колинтонскому туннелю. Гнали через рощу, над рекой, и ныряли в черную пасть.

Леннокс отшатывается — нечто просвистело, едва не задев скулу. Переводит дух: всего-навсего трое ребятишек на парковке затеяли игру во фрисби, пока мать загружает продукты в багажник.

— Простите, сэр. — У маленького хулигана ровный загар и тощие коленки. В печальных щенячьих глазах готовность загладить вину; мальчик из тех, кому суждено вечно вызывать уколы жалости, отмечает Леннокс, привычно не теряя нити собственных мыслей. Он берет диск, бросает мальчику (у того уже глаз горит: мол, теперь-то поиграем по-настоящему), получает обратно и пытается втянуть в игру Тианну. Однако девочка и не думает перехватывать диск. Тот пролетает мимо.

Тианна любит фрисби, но с кем тут играть? С малыми детьми? Он так и говорил: «Ты не должна вести себя как ребенок, ты женщина, прекрасная юная женщина». Он объяснил Тианне, что биологический возраст не имеет значения; все дело в возрасте психологическом. Кто-то в десять лет на десять и тянет. Кто-то тянет на пять лет. Некоторые двадцатилетние девушки психологически недалеко ушли от четырехлеток. К Тианне это не относится, она всегда была женщиной — сильной, гордой, сексуальной; тут нечего стыдиться. Вине, папочка Вине говорил: она не должна стыдиться, что не успела побыть глупой девчонкой.

Собственное детство скользит мимо, словно тарелка фрисби, для того и сделанная, чтобы пойти по рукам.