"Преступление" - читать интересную книгу автора (Уэлш Ирвин)

12. Болонья Ч.1

Труди мелкими глоточками пьет черный кофе и смотрит в телевизор. Там пара с искусственными улыбками и в спортивных костюмах использует дэух раскормленных, флегматичных кошек в качестве гантелей. Смысл в том, чтобы дать высокооп-лачиваемым трудоголикам возможность сочетать фитнес и качественное общение с домашними питомцами. На растопыренную ладонь женщины грудью навалился рыжий кот, другой рукой женщина поддерживает зверя под брюхо. Медленно и ритмично она качает кота — вверх-вниз, вверх-вниз — и приговаривает:

— Двадцать раз в одну сторону, двадцать раз — в другую.

— Великолепно, Мелани, — исходит улыбкой мужчина. — По-моему, и Фебу это тоже нравится, судя по его довольной мордочке.

Сам ведущий, сидя на кровати, качает пресс, удерживая на лодыжках окладистого полосатого кота.

— Это упражнение потрудней. Помните: если кошка ерзает или вовсе убегает, значит, вы задали слишком быстрый темп. — Он медленно поднимает зверюгу на вытянутых ногах. — Не спешим. Такой темп для кошки наиболее комфортный. К счастью, наш Хайдеггер сейчас как раз немного устал. Раз… два… три…

Не побоюсь еще раз подчеркнуть, насколько важно удерживать размеренный темп и контролировать ситуацию… Мелани? Как у вас дела?

Труди Лоу укладывает в сумку спортивный костюм и направляется на Вашингтон-авеню, в фитнес-клуб «Кранч». Аарон Резингер говорил, что тренируется в «Кранче» — там удобно и атмосфера ненапряжная. Народ разный — и толстые, и очень толстые — но у каждого цель и решимости хоть отбавляй. Не люблю, сказал Аарон, фитнес-клубы, куда ходят мускулатуру демонстрировать.

Женоподобный юноша на ресепшене сначала практикует высокомерное безразличие, однако, услышав акцент Труди и идентифицировав его как экзотический, решает, что патетика больше соответствует его настроению.

— Боже, какой прелестный акцент! Откуда вы родом?

Пока юноша выписывает абонемент за двадцать четыре доллара, Труди обстоятельно отвечает на вопрос. Как истинная дочь Каледонии, она немедленно забывает о лирике, едва абонемент оказывается у нее в руках. Изучает его до последней запятой, прикидывает, стоит ли рассчитывать на бонус в лице Аарона, приходит к выводу, что вряд ли. Аарон наверняка на работе, впаривает фешенебельные особняки. Конечно, его здесь нет. Как я рад тебя видеть. Извини, что ушла не попрощавшись. Не обижаешься? Может, кофе? С удовольствием.

Приходится думать об Аароне, потому что, когда Труди думает о своем женихе, ее охватывают гнев, разочарование и отчаяние. И он еще смел — имел наглость — спрашивать ее о мужчинах, с которыми она встречалась во время их разрыва — разрыва, спровоцированного его же изменами. А теперь Рэй везет чужого ребенка — девочку — из Майами бог знает куда.

От ресепшена в зал ведет узкая лесенка. Труди бросает в дрожь. Ей вспомнился Рэй, как он сидел на голой земле, обхватив голову руками, и мычал нечто маловразумительное о тайских девочках. Тогдашнее подозрение, глубоко запрятанное в подкорку, теперь оживает, становится ярче, долбит в виски, качественно меняется — Труди осознает, что страшно ей не за Леннокса.

Сорок первый хайвей прорезает парк Эверглейдс. На подступах к Болонье хайвей идет уже по берегу океана; так продолжается до самой Тампы. Несмотря на кондиционер, Ленноксовы ладони взмокли на руле, едва не соскальзывают. Труди все дальше, Тианна снова впала в угрюмое молчание, перебирает свои карточки. Такие периоды повторяются с пугающей регулярностью — девочка несмело поднимает головку, вдруг нечто вызывает у нее ассоциации с прошлым, точно гнилью с помойки потянуло: очередной уход в свою скорлупу предопределен. Ничего, Леннокс умеет играть на длинных пасах.

Юго-западный, флоридский участок Тамайами-Трейл засижен, словно мухами, фастфудовскими забегаловками, магазинами и рынками подержанных автомобилей, которые на поверку оказываются пригородами Болоньи. В атласе Флориды имеются рудиментарные сведения на тему, что Болонья, названная в честь одного итальянского города, проектировалась по образу и подобию города другого — немыслимой Венеции. За основу в обоих случаях бралась обширная система каналов. Во флоридской Болонье, однако, каналы выполняют по большей части развлекательную функцию. Военные в отставке и лица, предпочитающие жить ирямо на яхтах, в восторге от водных путей сообщения, берущих начало прямо у заднего крыльца особняка, по сути являющегося пристанью, и охватывающих десять тысяч островков Мексиканского залива.

Леннокс смотрит на свеженькую разметку шоссе, на кондоминиумы с охраной у ворот, неизбежной бермудской травой и искусственными прудиками. Местные рекламные агентства понапридумывали пасторально-тропических названий без оглядки на географические реалии и окружающий пейзаж — сплошные «Луговые ручьи», «Океанские водопады» да «Коралловые лагуны». Вероятно, военные в отставке, всю жизнь прослужившие родине в северных штатах, где зимы беспощадны, а солнце имеет сакральное значение, иначе на глянцевые и сетевые посулы не ведутся. Вот застройщики и уничтожили на корню пышную растительность, понаставили стандартных коробок, детализированных панелями ПВХ, гипсокартоном и шлакоблоками, обнесли каждую оградой, несмотря на то что коробки шли в комплекте с гарантией низкой преступности в регионе. С последними штрихами не заморачивались — на флагштоках вяло, без вариантов, трепыхаются звездно-полосатые полотнища.

Леннокс и Тианна движутся к центру едва ли не старейшего на юго-западе Флориды поселения. Особняки, один другого роскошнее, окружены матерыми пальмами, мангровыми деревьями и не столь тропической растительностью. В центре Болоньи, небольшом по площади, в первых этажах теснятся фешенебельные магазины, над ними нависают ажурные балкончики, скопированные с фасадов Саванны, Чарльстона, Нового Орлеана и других городов американского Юга. Чем ближе к пляжам, тем меньше вкуса — там высятся шеренги кондоминиумов и щетинятся геометрически правильные газоны. Лен-нокс опускает окно; они едут по узким раскаленным улочкам, зеленый «фольксваген» явно не к месту среди внедорожников и шикарных кабриолетов. При такой всеобщей роскоши преступление должно бы отмереть как жанр. Похоже, здесь у каждого достаточно денег, однако деньги зачастую только возбуждают аппетит к другим маленьким радостям. Какой соблазн — считать, что не одни деньги делают тебя особенным. Шоссе упирается в стену с воротами и вывеской:

КЛУБ «МАНГРОВЫЙ ПЛЯЖ» И ЧАСТНАЯ ПРИСТАНЬ

— Приехали! — подпрыгивает на сиденье Тианна.

Леннокс паркуется на задворках торгового центра. В гавани яблоку негде упасть. Яхты в основном непристойно огромные, на почтительном расстоянии жмутся суденышки нормальных размеров. Над гаванью нависают башни кондоминиума. Одна еще в лесах, на мостках балансируют латиносы в оранжевых касках.

Стоянка полнехонька. Не успевает Леннокс застолбить место и выйти из машины, как черный «порше» (за рулем блондин в красной рубашке и солнечных очках) при попытке выехать цепляет бампером припаркованный пикап. Ущерб ничтожен, однако блондин, взбешенный собственной неосторожностью, выскакивает из автомобиля и вопит на водителя пикапа:

— Идиот! Отклячился, как у себя дома, твою мать!

Низенький коренастый латинос в каске и рабочем комби-незоне, уж на что с виду забитый, и то возмущен такой несправедливостью:

— Вы же… вы же сами в меня въехали!

— Я в тебя не въезжал! У тебя у самого, что, глаз нету? Ты где работаешь? На каком участке? — У белого скачет кадык, трясется зоб. Белый тычет в сторону стройки.

Латинос при мысли асвоем бригадире проглатывает язык.

Белый смотрит на Леннокса и Тианну — свидетелей наезда, ищет поддержки. Леннокс избегает его взгляда.

— Нет, вы видели? Сэр, я к вам обращаюсь!

Белый настырен, Леннокс вынужден остановиться и по-смотреть ему в лицо.

— Я говорю, вы видели? Засвидетельствовать сможете? — Впрочем, белый зря изображает праведный гнев — не на того напал.

— Видел. — Леннокс смотрит на истца, переводит глаза на строителя. Снимает солнечные очки, цепляет их на рубашку и вперяет в белого тяжелый взгляд. — И настоятельно рекомендую вам извиниться перед этим джентльменом. — Он кивает на латиноса.

Голос у Леннокса такой властный, что белый пятится к своему «порше». Темные круги у него под мышками раздаются еще на миллиметр. Лицо, по крайней мере та его часть, что не скрыта очками, становится тоном багровее.

— Но я…

— Вы не правы. Либо вы сейчас извинитесь, либо я буду вынужден принять меры.

— Кто вы, черт побери, такой?

Леннокс делает шаг вперед, теперь ему видны бегающие влажные глаза под темными очками. Удостоверяется в наличии злобы и расовой ненависти. Сцена успела привлечь любопытных.

— Я сейчас не при исполнении. Вы приглашаете меня в свидетели. Я считаю это личным вызовом. Простое «извините» в адрес пострадавшего джентльмена и мы мирно разойдемся. В противном случае увидите, куда я заведу дело. Так что выбирайте.

Блондин переводит взгляд с Леннокса на латиноса. Последний изумлен не меньше своего обидчика.

— Извините… Я думал, впишусь… Я всего неделю на этой машине езжу… да еще чертова парковка вечно под завязку забита…

— Все в порядке, — лепечет латинос. Прежде чем усесться за руль, он делает неловкий благодарный жест в адрес Леннокса.

Белый ретируется в свой кабриолет, давит на газ. Леннокс поднимает голову, в глазах мельтешат хвостатые красно-зеленые вспышки. Он поспешно надевает солнечные очки, оглядывается на «Омаровый ресторан Каннингема», к которому ведут все местные дороги.

— А клево ты отбрил этого козла, — одобрительно замечает Тианна.

— Козел и есть, — заговорщицки улыбается Леннокс.

— Так ты, значит, коп? Ну, в Шотландии? — Тианна почти не скрывает разочарования. — Это ты имел в виду, когда сказал, что не при исполнении?

— Хуже, — привычно лжет Леннокс. — Я в страховой компании работаю. Этому типу в крутой тачке еще повезло. Мог бы на такие деньги попасть, десять лет бы не расплатился.

— Тебе нравится твоя работа?

Замешательство равносильно крушению поезда. В Шотландии синие воротнички внушают своим детям — из лучших побуждений — ничего не рассказывать полицейским. Вряд ли в Штатах дела обстоят иначе, вдобавок Тианне известно, чем зарабатывает на жизнь Диринг.

— Ну да, нравится, только сейчас у меня отпуск и хотелось бы отключиться. — Леннокс осекается, не желая множить ложь. — Умираю от жажды. А ты? — Он указывает на ресторан.

— Но… — Тианна, в свою очередь, указывает на гавань. — Но ведь Четова яхта вон там, сразу за углом.

— Я не дойду, у меня в горле пересохло, — стонет Леннокс.

— Неудивительно, — язвит Тианна. — Горлышко бо-бо, да?

— Ну да.

— Ну да, — звонко повторяет Тианна и встряхивает волосами. — Нуда! Обожаю, когда ты говоришь «ну да». Скажи еще раз!

— Ну да, — пожимает плечами Леннокс. Девочка хихикает, они вместе идут к ресторану.

У Леннокса действительно горлышко бо-бо — впрочем, как обычно, — но он хочет выяснить, что известно Тианне, прежде чем передать ее Чету с рук на руки.

В баре роскошь прет изо всех щелей. Кого ни попадя в этом уравнении не учитывают, сразу нейтрализуют, как случайный запашок в ослепительном гостиничном туалете. Леннокс с Тианной садятся за столик. Тианна заказывает диетическую пепси, Леннокс следует ее примеру, хотя на самом деле ему хочется пива. «Ни за что детей не заведу. Свадебную церемонию выдержу, дом построю, какой Труди захочет. Но никаких детей».

Чем, интересно, сейчас занята Труди. Кажется, уже неделя прошла с тех пор, как он в это дело ввязался. Однако энтузиазм чуть не переливается через край, особенно при мысли об инциденте на парковке. Леннокс явно делает успехи; во всяком случае, в ситуации с пижоном он вел себя умнее и эффектнее, чем с семейством на заправочной станции. «К черту. Сам нарвался. Таких лечить надо». Ленноксу снова хочется жить, ощущение знакомое, оно появлялось дома, в Шотландии, на работе — привкус праведного гнева на языке. Сейчас оно подогревает мысль, что некто все-таки заплатит за преступление.

И преступление ведь было: Джонни домогался десятилетнюю девочку. Удастся ли предъявить ему обвинение? Сможет ли Робин дать показания? Что скажут Ланс и Стэрри, если вызвать их в качестве свидетелей? Случай непростой. Голова варит неважно, однако внутренний голос подсказывает, что Джонни, явно — явно! — прикрываемого Дирингом, голыми руками не возьмешь. Но почему?

Леннокс смотрит в меню. Из-за алкогольного воздержания его тянет на всякую дрянь. Он пытается заниматься самовнушением. Размахивает вкладышем, кривится:

— Для такого шикарного заведения ассортимент препаршивый. Одни жирные бургеры…

Тианна передергивает плечами, взгляд у нее насмешливый.

— Это ресторан для богатеньких пожилых дяденек. Они пафоса не любят.

Леннокс оглядывается по сторонам, переоценивает обстановку. Пресыщенные владельцы недвижимости в курортных зонах, придурки вроде яппи на парковке здесь в меньшинстве. В большинстве — немолодые люди, которые всю жизнь горбатились, кой-чего скопили и застолбили место под солнцем. А малютка-то соображает. Очень даже хорошо соображает. В правильных условиях она бы сумела избавиться от вывернутой наизнанку потребности в эмоциональной поддержке, как большинство детей избавляются, когда взрослеют. Получила бы высшее образование. Стала бы уверенной в себе, научилась бы общаться по-нормальному. А так ей светит вырасти в разбитную сучку, каковая сучка в один прекрасный день попадет под горячую руку собственному сожителю — и все будет кончено. Если этой малютке помочь, она разорвала бы порочный круг насилия, которое, пожалуй, у нее в генах. А может, и не в генах, может, это Робин — слабое звено, урод в семье.

— Твоей маме, верно, нелегко пришлось?

Тианнин взгляд становится жестким, она поджимает губы, теребит волосы.

— Мама у меня хорошая. Она меня любит. Я думаю, она просто еще молодая, ну, типа, не натусовалась. Только ей как-то подозрительно на сволочей везет. В смысле, сначала они вроде нормальные парни, но очень быстро меняются. Один ты пока не изменился.

Леннокс проглатывает ком. Он бросил Труди одну, свалил и нанюхался кокаина с двумя незнакомыми женщинами. От этой мысли стынет позвоночник. «О чем я только думал?»

— Рэй, а твоя мама — она какая? — спрашивает Тианна.

И добавляет с сарказмом: — Безбашенная, вроде Робин?

— Не знаю. Мать как мать. — Голос звучит отрывисто, Леннокс прикидывает, как нелепо было бы назвать ее по имени.

«Авриль. Авриль Леннокс, в девичестве Джеффрис. Мать. Что, черт возьми, это слово значит?»

— Сто процентов, она хорошая. — От последующих Тианниных слов у Леннокса отвисает челюсть. — Твоя мама хорошая. Иначе в кого ты хороший? Ты не похож на бойфрендов моей Робин… Правда, Вине тоже первое время был хороший.

— Так Вине был парнем твоей мамы?

Тианна медленно кивает — и замолкает, повесив голову. Леннокс не отстает, он должен разговорить девочку, нельзя снова дать ей захлопнуть створки.

— А с отцом ты видишься?

— Он погиб в аварии, когда я была совсем маленькой. — Тианнин взгляд исподлобья провоцирует: что, не веришь?

— Какое горе, — ответствует Леннокс. Ясно, что девочка лжет.

— Я его почти не помню.

А вот это правда. Именно из-за отсутствия отца Ленноксова фигура приобрела для Тианны столь крупный масштаб. Борясь с зевотой — сколько он уже за рулем — Леннокс смотрит на бейсбольные карточки. Переводит взгляд на Тианнину спину. Теперь кажется, что она расплющила овечку, когда откидывалась в кресле.

— Вот почему тебе так дороги карточки.

— А, карточки… Ну да, — тянет Тианна. И отводит глаза.

«Она заслуживает лучшего, но для начала она должна выжить. Нужно спасти ее от Диринга, Джонни и им подобных. Подонки? Да, хотя и не волки-одиночки вроде Мистера Кондитера. Дело дурно пахнет. Впечатление, будто от извращенцев плюнуть некуда. Похоже, вокруг Робин и ее дочки вьется целая стая грязных педофилов. Нет, у меня не паранойя. Взять хоть этого Винса: знаком ли он с Дирингом? А с Джонни?»

Они допивают пепси и выходят. Солнце уже сместилось, однако печет почти по-прежнему. Небо безоблачное. Леннокс трет глаза, в них словно песку насыпали. Надевает бейсболку, затягивает ремешок потуже. Тианна тщетно пытается опознать «Океанский рассвет», Ленноксу ясно: она просто не видит различий между этими во всех смыслах ослепительными яхтами. По ту сторону залива стройка, Леннокс смотрит на рабочих, перекуривающих прямо на лесах. Один рабочий несмело машет ему. Это латинос с парковки. Леннокс машет в ответ.

Будка смотрителя пристани втиснута между будками брокера и страхового агента. Самому смотрителю за шестьдесят, он в джинсах, сапогах и гуябере,[18] а зовут его Дональд Уинтер. Темперамент необузданный, волосы седые, расчесаны на пробор, сходство с комиком Стивом Мартином шокирующее. Ленноксу хочется разразиться остротой, однако он ограничивается вопросом.

— Вы знаете Чета Льюиса?

— Кто ж не знает старину Чета? — Уинтер ведет Леннокса и Тианну на пристань показать, где обычно швартуется Чет.

Только яхта на месте отсутствует. — Ленноксово уныние не укрывается от взгляда Довд Уинтера.

— Чет поплыл вдоль побережья, проверить верши — может, что путное попалось. Нынче хорошая рыба редка стала, мы уж почти ничем не брезгуем. А Чет, пожалуй, вернется завтра утром. Даже точно завтра утром — я знаю, потому что он кой-чего заказывал, и как раз завтра забирать. Обычно Чет навещает старину Моу — тот на острове поселился.

Они там то в картишки, то пивка попьют вдвоем. — Уинтер говорит как человек, опасающийся умереть посреди положенного по сценарию монолога.

— Как туда добраться, на этот остров?

— А никак, только на лодке, да и то если в мореходстве смыслите, — качает головой Уинтер. — И вообще, Чет, может, сейчас на побережье.

Леннокс благодарен за информацию, только он смертельно устал, а Уинтер пустился разглагольствовать о приливах, отливах и погоде. Просто терпение испытывает. Леннокс смотрит на Тианну, по гримаске определяет, что Уинтер перешагнул порог Тианниной скуки. Под Уинтерову болтовню Леннокс ловит себя на мыслях о допросе пожилых свидетелей по делу Бритни. У тех просто рты не закрывались, каждый отводил себе главную роль в драме под названием «Короткая жизнь Бритни Хэмил». Конечно, такая словоохотливость объяснялась просто — одиночеством, и поначалу Леннокс невольно сочувствовал так называемым свидетелям, однако источник его благодушия быстро иссякал. Под конец каждого допроса он готов был раскроить хрупкую старческую черепушку и взреветь: «Ты, старый хрен, тут речь не о тебе. Тут убийство расследуется».

А хуже всех был Ронни Хэмил, прокуренный дедуля.

Потом эта Анджела. А теперь Робин. Даже собственной матери, так ее и так, нельзя доверять.

Хватит, успокойся.

Появление хорошо одетой женщины средних лет позволяет Ленноксу и Тианне скрыться от словоохотливого смотрителя, не будучи заподозренными в грубости. Они уезжают с пристани. Теперь путь их — в город, затем — на хайвей. Леннокс не представляет, что делать дальше. Клянет себя на чем свет стоит. «Дернул же черт тащиться глазеть на аллигаторов да пить молочные коктейли!»

— Я не хочу домой! — Тианна говорит страшным шепотом, глаза у нее округляются. — Я хочу остаться с Четом.

Скоро начнет темнеть, а Чета они до завтра не увидят. Леннокс взвешивает варианты. Квартира Робин к последним не относится. Он и Тианна бежали оттуда — и от людей, знающих этот адрес. Можно устроить Тианну на ночь в отеле в Майами-Бич или отвезти ее к Джинджеру в Форт-Лодердейл, а утром передать Чету с рук на руки. Внезапный гудок грузовика, кажется, срывает с Леннокса пять слоев кожи. Леннокс давит на тормоза, благодарит высшие силы за то, что за ним никто не едет. Еще бы чуть — и аварии не избежать. Это обстоятельство, а также Тианнин затравленный взгляд заставляют его принять решение. Он слишком устал, ему нужно выспаться. В таком состоянии он сам представляет для Тианны опасность, ничуть не меньшую, чем ее преследователи. Леннокс заворачивает на ближайшую заправку и звонит Труди.

— Рэй, где тебя черти носят? Ты сказал, ты скоро вернешься…

— Я сейчас с беззащитной девочкой, о которой тебе говорил. Ей всего десять. Она и ее мать в большой беде. Труди, пойми, я не могу все пустить на самотек, как в случае с Анджелой и Бритни. Не могу.

— А полиция тут, конечно, не функционирует.

— С полицией связываться нельзя. Видел я местного полицейского. Он-то как раз и преследует девочку. Поэтому я и не рискну пойти в полицию, пока не выясню, что он за птица и сколько от него зависит. Мне надо найти человека, которому можно доверять на сто процентов. Я здесь заночую. Утром вернется дядя девочки — он сейчас в море; с ним-то я ее и оставлю. Хорошо?

— Так ты сейчас с маленькой девочкой?

— Да. Ее зовут Тианна.

— И ты намерен провести ночь — провести ночь — с этой девочкой в отеле?

— В мотеле, — уточняет Леннокс, думая о мотелях, мимо которых они сегодня ехали — сорок первый хайвей укомплектован ими под завязку. — Ну, то есть я сниму два номера. Мы с Тианной, конечно, будем спать в разных номерах. Я устал, как собака, мне передышка нужна.

— Нет, Рэй, это я от тебя устала, как собака! — кричит Труди. — Скажи, где ты, и я к тебе приеду! Джинджер меня подбросит!

— Это опасно.

— Ты рехнулся. Тебя за нос водят, тебя… — Труди не хватает воздуха, перед глазами внезапно возник Рэй, Рэй с разбитой рукой, Рэй, бормочущий о Бритни Хэмил, о Таиланде и бог знает о чем еще. Она, Труди, на себе втаскивает его в квартиру. Видит собственную руку с кольцом — символом помолвки — взявшую в кольцо подвергшийся обрезанию лиловый риелто-ров член. Голос Труди смягчается. — Рэй, пожалуйста, послушай. Ты… у тебя был трудный период. Я знаю, ты не взял с собой седативные. А они тебе необходимы. Если сам не хочешь возвращаться, давай я приеду к тебе…

Резкая смена интонации обескураживает Леннокса. Гнев отпустил, теперь ясно: Труди искренне переживает. Она так старается, а он не ценит. Не видит в упор — на свадебных планах она зациклилась, чтобы отвлечься от собственной боли. Голос Яеннокса дрожит, чувство готово прорваться.

— Не надо, родная. Я, честное слово, завтра к обеду вернусь. Мы с тобой обойдем все магазины, потом сядем спокойно и обсудим список приглашенных…

— Да плевать мне на приглашенных! Я за тебя переживаю! — Голос у Труди убитый, она думает об идиотском свидании с вкрадчивым риелтором. Рэй ее любит. Рэю она нужна. — Милый, мне больно видеть, как ты мучаешься. До сих пор мучаешься! Мне казалось, ты на поправку пошел. Пожалуйста, возвращайся! Я тебя так жду, мой хороший!

У Леннокса все внутри переворачивается, в горле сухо.

— Ты должна мне верить. Это очень важно. Умоляю, верь мне.

Да у тебя о мужчинах представления, как у курицы!

— А ты, Рэй, должен вери1ъ мне! Скажи хотя бы, где находишься, — всхлипывает Труди.

— Я примерно в трех часах езды на запад от нашего отеля, ехать через парк Эверглейдс. На противоположном побережье, у Мексиканского залива. Больше пока ничего сказать не могу.

Я скоро позвоню. Правда позвоню.

Повисает мучительная пауза. Наконец Труди выдавливает:

— Честно?

— Да.

— Хорошо. Будь осторожен. Пока. — Голос ровный, и, когда Труди добавляет «Я тебя люблю», впечатление, будто он, голос, из склепа вырвался.

Раздаются короткие гудки. Леннокс тупо смотрит на телефонную трубку, решимости у него поубавилось.