"Преступление" - читать интересную книгу автора (Уэлш Ирвин)

5. Две женщины Ч.2

Напиток за Ленноксов счет Стэрри принимает с кислейшей миной. Она подначивает Робин, чуть ли не толкает ее к Ленноксу. Улыбки у обеих заговорщицкие. Ясней ясного, по чьей инициативе тут все происходит, думает Леннокс. Жалкая иллюзия победы. Сколько он их перевидал, сколько женщин, с которыми ему приходилось сталкиваться по работе, тешилось такими иллюзиями.

«Анджела просила так мало. Похищение, изнасилование и убийство дочери раздавили ее. Но гнева не вызвали. Жизнь давным-давно одержала победу над Анджелой; Анджела вела себя так, будто ждала, и не только ждала — заслужила этот кошмар, будто только его и не хватало для полного комплекта. Смерть Бритни стала для Анджелы просто очередным несчастьем, довеском к уготованному ей бремени».

Отдел по борьбе с особо тяжкими преступлениями.

Какие действия подразумеваются под этим названием? Убийство. Изнасилование. Нанесение тяжких телесных повреждений. Похищение человека. Вооруженный грабеж. Конечно, такие преступления совершают главным образом люди социально обделенные. Но о скольких жертвах можно сказать то же самое. Слишком часто жертву и преступника сводят похожие обстоятельства.

— Шотландия, наверно, замечательная страна, — произносит Стэрри.

Акцент, интонация, выбор слов типично американские.

— Не жалуемся, — натягивает улыбку Леннокс.

— А ты будто всё еще там. Знаешь, почему среднестатистический мужчина заходит в первый попавшийся бар и тратится на коктейли, вот как ты сейчас? Причина обычно только одна.

И эта причина — женщина.

Анджела Хэмил. Труди Лоу.

— Женщина, говоришь. Кстати, женщины и тут имеются, — острит Леннокс.

— Ну, и как же нынче идут продажи? — поет Стэрри.

Формулировка безобидная, подтекст не вызывает сомнений.

— Недурно идут. Сама, небось, знаешь, — подыгрывает Леннокс.

Взгляд у Стэрри провоцирующий: дескать, а дальше, чего замолчал? Не дождавшись продолжения, она спрашивает:

— И чем же ты торгуешь?

— Я, когда расслабляюсь, о работе не говорю. Замечу только вот что: не товар имеет значение, а покупатель.

У Стэрри от этой двусмысленности вспыхивают глаза. Она снова толкает локтем свою спутницу, Леннокс пытается уяснить смысл игры. Девушки явно делят его, причем с энергичностью давних соперников, успевших извалять и отмутузить друг друга в душном спортзале.

— А ты прикольный, — хихикает Робин.

Леннокс видит, она пьяна, пожалуй, они обе пьяны, только Стэрри лучше держится.

Разговор идет своим чередом, Леннокс выработал сопротивляемость к американскому акценту — зазывность напускная, обусловлена манерой растягивать гласные — и теперь легко представляет этих женщин в любом замызганном пабе на окраине Эдинбурга. Робин явно курила всю сознательную жизнь; такое впечатление, что ее серая кожа и броская дешевая одежда притягивают сигаретный дым, сколько его ни есть в баре, как магнит — металлические опилки.

— Выходит, ты имел дело с такими женщинами, — произносит Стэрри, косясь на Ленноксову забинтованную руку. — Следует ли из этого, что ты среднестатистический? Хотя кого я обманываю, можно подумать, бывают другие мужчины.

Леннокс слишком много времени провел в ночных клубах Эдинбурга, чтобы лезть в карман за ответом на не связанный с политикой феминистский выпад.

— Мы отлично делаем глупости, — говорит он и добавляет: — Но по части безумств с вами, женщинами, даже тягаться не рискнем. И ничего тут не попишешь.

Стэрри смеется, рот открывает так широко, будто собралась проглотить бар со всем содержимым. Леннокс смотрит на рифленое розовое небо, язык яркий, кажется, дотронься — спружинит как матрас; вот свернулся в трубочку, теперь в нем змеиная угроза.

— Так-то! Знайте свое место!

— Девушки, извините, я слышу настойчивый зов природы.

Сейчас приду.

Леннокс соскальзывает с табурета и направляется в уборную.

«Почему они называют туалет уборной?»

Ленноксу действительно хочется убраться. Убраться из действительности. Лечь на кафельный пол с мокрыми отпечатками подошв, обрывками салфеток и сигаретным пеплом и уснуть сном младенца. Однако он всего лишь вытягивает поврежденную руку и начинает разматывать бинты. Они уже невообразимого цветам воняют. Леннокса охватывает ужас, он почти готов увидеть безжизненную, словно чужую конечность в черно-зеленых гангренозных пятнах. На поверку рука крепкая, красноватая и несколько распухшая, ссадины на костяшках воспалены, и, когда Леннокс пытается сжать кулак, из глаз брызжут слезы. Впрочем, никаких признаков воспаления или отторжения, дело, похоже, идет на поправку. Леннокс рискует расстегнуть молнию и достать член больной рукой и не может вынести вида темной, вялой струи, беспорядочно бьющей в край металлического писсуара.

Леннокс тщательно моет руки, не дает поблажек поврежденной кисти: мол, пора возвращаться к своим обязанностям.

«Чтобы схватить девочку, затолкать в фургон, заткнуть ей рот, связать руки электрическим шнуром и рвануть с места, ему понадобилось тридцать пять секунд».

Сует руки под элекросушилку. Затекшая, измученная кисть блаженствует в горячей струе.

По выходе из туалета Леннокс буквально наталкивается на взгляды обеих женщин. Стэрри обнаружила и даже успела пролистать «Идеальную невесту». Однако теперь на сцене и некто четвертый — мужчина, отделившийся от тени в глубине бара; он подходит к Робин и Стэрри одновременно с Ленноксом. Смотрит на Стэрри в замешательстве.

Леннокс соображает, что мужчина примерно одного с ним роста, около шести футов двух дюймов, и примерно одного возраста, хорошо за тридцать.

— Я занимаюсь продажами, — склабится он в адрес Стэрри и Робин, игнорируя медленно закипающего Леннокса. «Ублюдок подслушал наш разговор и вздумал меня передразнивать».

Леннокс хватает его за плечо и разворачивает на сто восемьдесят градусов.

— Ты у меня сейчас знаешь чем займешься? Ты у меня полетами над барной стойкой займешься, если не свалишь отсюда. Понял?

Мужчина моргает, он явно не ожидал отпора.

— Мальчики… — заводит Стэрри, отложив «Идеальную невесту», — не ссорьтесь.

— Послушай, приятель… — ободряется мужчина, но Леннокс видит, что крыть ему нечем.

Леннокса трясет от ненависти. Этот тип его взбесил.

— Я тебе не приятель. Сечёшь?

— Занимайся своим делом…

— Я стараюсь. А теперь проваливай.

Мужчина пожимает плечами, поднимает руки — дескать, а я что — и ретируется в дальний угол бара.

— Ты чего это завелся? — спрашивает явно раздосадованная Стэрри.

— Физия мне его не понравилась, — объясняет Леннокс, не сводя глаз со своего противника. Тот наскоро допивает и уходит.

— Вроде симпатичный, — продолжает Стэрри, гладя на Робин.

— Не знаю, по-моему, на ящерицу похож, — возражает Робин.

— Много ты понимаешь.

Робин кривится и поводит плечами, затем адресует Ленноксу тихую улыбку.

Стэрри, похоже, справилась с досадой.

— Слушайте, а давайте куда-нибудь переместимся.

Обсуждают, куда именно. Ленноксу самое время вернуться в отель. Помириться с Труди. Да и усталость вдруг навалилась. Но он не сможет посмотреть Труди в глаза. Лучше дождаться, пока она заснет.

— Что это? — спрашивает Стэрри. В руке у нее «Идеальная невеста». — Ты свадьбу планируешь?

— Ну да. Только не свою, — отвечает Леннокс, удивляясь инерции лжи, видимо, сродни той инерции, что не дает балерине упасть в разгар пируэта. Разница между полицейским и негодяем в том, что полицейский — лгун куда более умелый, вдобавок на зарплате, однажды сказал его наставник Роббо. — Это и есть мой товар, — уточняет Леннокс. — Свадьбы. Полный пакет услуг.

— Так ты организуешь свадьбы? Как в «Свадебном переполохе»? — Робин едва не визжит от восторга.

— Да. — Леннокс смотрит на Стэрри, та выжимает кислую улыбку, пока ее мобильник не заводит «На сей раз не купимся…». Стэрри извиняется, идет к двери и только там отвечает на звонок.

— Хорошая у тебя, должно быть, работа. Каждый день видишь счастливых людей, — замечает Робин.

— Нервотрепка изрядная, но и светлые моменты выпадают.

С предложением продолжить в клубе «Миопия» возвращается Стэрри. Робин не хочет идти.

— Мне домой пора, как там Тиа одна без меня.

— Что ей сделается, — напирает Стэрри. — Всего-то по коктейльчику возьмем. У меня для вас кое-что есть.

— Глаза у Робин вспыхивают.

— В смысле, ты раздобыла… — Она осекается на полуслове.

Леннокс в курсе, «кое-что» означает кокаин. Кокаин ему нужен. Необходим, Одна дорожка белой пыли. Кокаин придаст ему сил. Прогонит из-под век образы мертвых детей. Успокоит совесть. Робин объясняет, что «Миопия» всего на несколько кварталов южнее. Как раз по пути к отелю.

— Вот, а журнал твой я в сумочку положу. А то на стойке он точно промокнет.

— Спасибо. — Леннокс благодарно подмигивает, все трое выходят из бара и движутся по Вашингтон-авеню.

На входе Стэрри и Робин предъявляют водительские права, а Леннокс — удостоверении личности, выданное полицейским департаментом Лотиана и Бордерса, еще со старой фотографией, где у него усы. Вышибала, огромный негр, заглядывает Ленноксу в глаза, на секунду пришпиливает его взглядом к полу, чуть поводит бычьей шеей — проходите. Леннокс поспешно прячет удостоверение в карман, чтобы девушки не заметили. Когда же они достанут кокаин? Леннокс прямо видит его, небось завернут в бумажку, отпотевает у Стэрри в сумочке. Судя по взгляду Робин, у нее те же галлюцинации.

«Миопия» оказывается дансингом; их тотчас поглощает толпа загорелых, стройных, ухоженных юнцов, они трое тут старше всех. Стэрри и Робин, не теряя времени, идут в уборную. Их нет подозрительно долго, Леннокс боится, что они попросту сбежали. Он волнуется, потом начинает психовать. Торчит тут в одиночестве у барной стойки, так называемая музыка пульсирует в висках, софиты дезориентируют, разодетая молодежь бросает неодобрительные взгляды. На девушках короткие платья, преимущественно одноцветные, они облегают тело будто под действием статического электричества. На фоне стильных рубашек его футболка «Конец века» выглядит, наверно, полным отстоем. Ну точно Майкл Дуглас из «Основного инстинкта», сцена в ночном клубе. Леннокс утешается мыслью, что такой степени нелепости ему не достичь.

Беспокойство его растет. Он замечает, что за ним следят. Проныра из «Двух очков», менеджер по продажам, притулился на другом конце барной стойки. Ярость бодрит, Леннокс спрыгивает с табурета, пробирается сквозь довольную толпу к выходу, но за спиной у мерзавца резко останавливается. Тот выгибает шею, шарит глазами по полу.

— Кого-то ищешь? — орет Леннокс, перекрывая шумовой фон, заставляя противника подпрыгнуть. — Может, потанцевать вздумалось или еще чего?

— Послушай, я…

Договорить типу не удается, Леннокс хватает его здоровой рукой, пальцы стискивают горло.

— Нет, это ты послушай. Не знаю, что за игру ты ведешь, только сейчас ты поднимешь свою грязную задницу и вынесешь ее вот в эту вот дверь, — рявкает Леннокс, усиливая хватку. — Ты меня понял?

Степень собственной смертоносной злобы Леннокс определяет по ужасу в глазах противника. Вдруг соображает, что на них смотрит куча народу, и разжимает пальцы. Потерпевший, тяжело дыша, пятится к двери, трет шею. Вышибала не застал завязку, но, как и Леннокс, довольствуется тем, что провожает менеджера по продажам до таблички «Выход».

Тщетно пытаясь компенсировать утечку адреналина, Леннокс заказывает еще коктейль и продолжает ждать. Ну что же они не идут? Он приказывает себе не дергаться, ничего не предпринимать, уговаривает себя, что количество напускного спокойствия рано или поздно перейдет в качество спокойствия настоящего. Наконец девушки возвращаются, Робин разрумянилась, в глазах появился блеск. Ленноксу украдкой суют крохотный пакетик.

— Я уж думал, вы сбежали, — улыбается Леннокс.

— Ну что ты, разве можно, — говорит Робин. В голосе уверенность, это действие кокаина. Одна дорожка — и становишься таким, каким всегда мечтал быть. Ему ли не понять. Стэрри такой допинг, по-хорошему, и не нужен. Она встряхивает головой (блестящие локоны рассыпаются по плечам), адресует Ленноксу улыбку. Он спешит в уборную. Кабинки шаткие, дверцы чисто символические. Не то что в Британии. В щели при желании можно все увидеть или, если вздумается, сверху заглянуть. Спокойствие. Он высыпает кокаин прямо на бачок унитаза. С виду хороший товар. Удостоверением личности подравнивает кучку, делает дорожку. На секунду вспоминает о Труди, наверно, она сейчас в отеле, потом о Ките Гудвине, об «Анонимных наркоманах», сколько они пользы принесли. Пользыли? Сейчас все как ветром сдует. И посиневшее, холодное, в кровоподтеках личико Бритни. И тошнотворную ухмылку Мистера Кондитера. Все как ветром сдует.

Видения вычеркнуты белой дорожкой, Леннокс вышагивает по залу как колосс, грудь вперед, подбородок вверх. Стэрри и Робин танцуют, он присоединяется, двигается легко, естественно. Остальные танцующие чувствуют его превосходство, не могут не чувствовать здорового презрения к ним, пигмеям. Скукоживаются на глазах. Леннокс без боли вспоминает, сколько раз скверносебя вел — из-за его поведения они с Труди надолго расстались; каждая такая победа была что цацка на браслете дутого золота, и каждый проступок он совершал именно в таком состоянии.

Почему он так поступает, спрашивал себя Леннокс всякий раз, когда драйв, вызванный кокаином, заканчивался. Его невеста сейчас в отеле, по крайней мере он себе это внушил. Леннокса постоянно преследует мысль, что некое стоящее событие, реальная вечеринка, проходит без него. Его радар — мурашки под кожей — подсказывает: сейчас такой случай. В следующую секунду Леннокс соображает, что он — полицейский и что всякая стоящая вечеринка по определению проходит без него, она — для штатских. И если он, Леннокс, это сборище обнаружит, его задача не присоединиться, а разогнать. Впрочем, на две недели он тоже штатский. И здесь очень славно. «Мир рушится, и слава богу, что хватает людей слишком молодых или откровенно глупых, способных отплясывать в клубе и вообще вести себя так, будто вечеринка только началась».

Стэрри откидывает волосы и непроницаемыми своими глазами встречает Ленноксов полный вожделения взгляд.

— Мы продолжим у Робин дома. — Теперь она смотрит на подругу.

— Пойдем с нами, — приглашает Робин. — У нас еще кое-что есть.

Под «кое-чем» она, по мысли Леннокса, разумеет кокаин, а не марихуану, которую Леннокс терпеть не может.

— Пойдем. А где ты живешь? — Леннокс перекрикивает музыку.

— Там, в Майами.

— Я думал, Майами тут.

— Тут Майами-Бич, глупыш, — поддразнивает Робин. — А Майами — за дамбой.

— А, ну да. — Труди и Джинджер так и объясняли.

Они выходят на улицу. Головы легкие от кокаина. Леннокс намерен поймать такси, Стэрри его останавливает.

— Вон автобус. — Она кивает в сторону остановки. — Так дешевле.

На сей раз Леннокс платит ровно столько, сколько нужно. В автобусе полно пьяных, обычная ситуация в ночном транспорте, театр на колесах. Все трое садятся на последние места, Леннокс у окна, Робин рядом с ним, Стэрри перед ними. Стэрри говорит по мобильнику на испанском языке. Робин явно встревожена, тревога передается Ленноксу. В автобусе нет заднего стекла, только глухая стена, это спокойствия не добавляет. Противоестественно как-то: не видеть, откуда едешь.

— С кем ты разговаривала? — подозрительно спрашивает Робин — она еле дождалась, пока Стэрри нажмет «отбой».

— Так, подружка из моей забегаловки. — Стэрри пытается успокоить Робин поглаживанием по шее, а сама распространяется о неприятностях на работе: — Наш Мано, ну, я тебе рассказывала, так вот, он просто зверюга…

Повторив береговую линию, автобус внезапно разворачивается, минует длинный мост над полоской воды и въезжает непосредственно в Майами. Стэрри скребет ногтем пятно клея на стекле, пока не соображает, что клей снаружи. В окно видны доки с подъемными кранами и танкерами. Но особенно хороши круизные суда, их около дюжины, они словно плавучие дома, они великолепны; впрочем, настоящие небоскребы Майами, охраняющие бухту, все-таки их визуально принижают. Леннокс под впечатлением, голова после кокаина пустая, он снова сильный. Он скрипит зубами. Ему нравятся эти загадочные желтые огни, как они мерцают над водой по ту сторону заплеванного, замасленного, черного залива. Леннокс хочет туда, подальше от солнечного света и безупречных, белых, идеальных невест.