"Иван Панкеев. Украденная аура (КЛФ)" - читать интересную книгу автора

вечером, чтобы поплакаться - в доме, мол, все вверх дном, а сил убрать нет;
то ей хотелось срочно поделиться возмущением... Поводов было немыслимое
множество, но самый положительный из них - получасовая болтовня о купленных
кастрюлях; всем остальным Татьяна Львовна, несмотря на молодой возраст и
внешнюю привлекательность, была недовольна: работой, состоянием здоровья,
окружением, ценами, погодой, зарплатой, - практически всем, что только
можно придумать. И это выражалось на ее лице - надменном; но еще больше - в
голосе: высоком, писклявом, почти мышином.
Я прекратил отношения с Татьяной Львовной почти сразу, после трех, то ли
четырех встреч, когда понял, что она пуста, хитра, завистлива и цинична.
Борису пришлось сложнее. Несколько раз присутствие Татьяны Львовны даже
омрачало его с Лерой отношения; он не настаивал на разрыве этого странного
приятельства, но и при мне, и, уж точно, без меня, пытался выяснить у жены,
что может связывать их, столь разных людей? Лера отвечала, что она бы и
рада избавиться от навязчивой приятельницы, но, как только та уходила, Лере
становилось ее жалко: одинокую, брошенную, не умеющую радоваться ничему в
жизни, и она уже ждала следующей встречи, чтобы загладить свою
несуществующую вину. А Татьяна Львовна использовала любую возможность
побыть рядом с Болерами, особенно с Лерой - Борис стал избегать этих
встреч.
Вспомнилось напряженное, затвердевшее лицо Татьяны на похоронах Бориса;
все были ошеломлены свалившимся горем, лишь Татьяна Львовна оставалась
невозмутимо-спокойной, даже неприлично расцветшей, по сравнению с собою же
недавней; она не отрывала взгляда от Леры, и тогда все расценили это как
особую внимательность близкой подруги. Только сейчас, вспомнив этот взгляд,
я понял, что в нем не было ни сострадания, ни жалости, ни любви, ни
доброты, ни скорби,- в нем светилась какая-то хищная жадность.
И еще раз я вспомнил этот же, но еще более откровенный, пожирающий взгляд
- уже на похоронах тетки Валерии,- казалось, что о него можно споткнуться,
как о туго натянутую струну.
- Окружение... Да, чаще других заходила и звонила Татьяна Львовна, она
социолог, занимается чем-то, связанным с убийствами или просто смертями:
толи классифицирует, толи обобщает-не помню...
- Так-так-так,- застрекотал заинтересовавшийся Михалыч после того, как я
рассказал о своих наблюдениях,- совпадает, очень даже совпадает, не правда
ли, Леонид Иванович?
- Совпадать-то оно совпадает,- пробасил Макаров,- тут ни лозы, ни рамок
не надо, и все же загадочного больше, чем ясного: ну, к примеру, что это за
таинственный автомобиль, как и зачем была разрушена аура вещей и имеет ли к
этому отношение Татьяна Львовна... Кстати, почему одни вещи пострадали
больше, а другие вовсе не пострадали - вот, хотя бы, если не ошибаюсь,
холодильник? Что ты, Ваня, как хозяин, думаешь на сей счет? Я пожал
плечами:
- Ну, разве что его привезли с дачи уже после смерти Леры. Но имеет ли
это значение?
- Может, и имеет, - поощрил меня Макаров,- если ты скажешь еще что-либо о
табуретке, чайнике, тарелках...
- А что говорить? Это были любимые вещи Болеров, поэтому их и жалко...
- Это-то и важно, что - любимые. Значит, насыщенность и размеры их ауры
были максимальные. Эти вещи пострадали в первую очередь. Следовательно...