"Вячеслав Куприянов "Сверхсветовик" (КЛФ, ТМ N 08/97)" - читать интересную книгу автора

Пустота продолжала строить свои козни, прикидываясь основой всего сущего.
Ее было больше, чем можно было предположить. Вакуум распадался на большие
пустоты, которые были чем мельче, тем активнее. Они совокуплялись друг с
другом, порождая все более жадную пустоту. В пустоте действовал закон
пропасти наизнанку, она выталкивала из себя любого, кто не был абсолютно
пуст, но задетый пустотой долго не может оправиться от этого удара.
Его компьютер мог что угодно вытащить из прошлого и сделать любой прогноз
на будущее, но он никак не был связан с настоящим. Поэтому ему захотелось
записать свои непосредственные наблюдения, придав им форму слов знакомого
ему языка, так он мог лучше понять промелькнувшее, но еще не забыл, что ему
запрещалось делать записи. Пославшие его опасались, что уже один жест
занесения пера над бумагой может вызвать необратимые помехи в заданном
курсе, а уж как это может повлиять на окружающую действительность, никто не
осмеливался даже подумать.
А если он нанесет хотя бы одно слово на бумагу, это уже может отозваться
катастрофой. Возможно, кто-то читает его неразборчивые мысли, но этот поток
легок и эфемерен, течет себе и течет, он не опаснее лесного ручья. А вот -
слово! Оно может озадачить кого-то свыше, кто, может быть, единственный
имеет право запечатлевать слова.
Кроме этого, никто не мог поручиться за то, что в полной пустоте, при
отсутствии звуков, может учинить скрип пера по бумаге. Еще ему
категорически запрещалось даже вызывать в себе желание заглянуть в зеркало.
Кто знает, в какое чудовище превратит его запредельная скорость. Кто знает,
как ведут себя в искривленном пространстве затаившие в себе ядовитую ртуть
зеркала.
Какой смысл называть новые сущности новыми именами, если эти сущности
сменяют одна другую с быстротой, исключающей их запоминание? Он сознавал
себя первооткрывателем, но кому он передаст радость своих открытий? Не так
же ли и каждый ребенок сам для себя открывает впервые зелень, в зелени
траву, а потом в траве крапиву, полынь, коноплю?
Его увлекало это безудержное проскальзывание, стремление иглы, забывшей о
тянущейся за ней нити, тогда как истинный след оставляет не игла, а нить.
Он мчался сквозь Вселенную как мог бы мчаться на сверхзвуковой скорости
самолет через лес, стараясь миновать каждое дерево. Он сам не понимал, как
ему удавалось сохранять верность назначенному пути. Скорость настолько
уплотняла Вселенную, что светила, световые ямы, черные дыры нанизывались
друг на друга; и это было чудо, что он не врезался ни в одну из этих
непредвиденных вех. Он продолжал верить, что лишь его нежелание столкнуться
с чужой безымянной массой хранит в пути доверенный ему корабль.
Внезапно слева по борту в океане неизвестности возникла серая точка, и с
ее ростом он пытался определить, на что она похожа и во что превратится,
личинка стрекозы, дельфин, дирижабль... И вот уже позади затерянный в
бездне мертвый чужой корабль, с другой ли планеты, действительно ли
мертвый, или его корабль так испугал чужеземцев, что они прикинулись
мертвыми, как это делают на Земле ящерицы. Промелькнуло синее солнце с
проглоченным обугленным материком во чреве, ухнуло из ниоткуда в никуда,
уступив свое зыбкое место рою светящихся пчел, они несли пыльцу с полей
тяготения, и вот уже были выстроены огромные соты и заполнены медом; мед
растекался медленно по сосудам пространства, он должен был замедлить