"Вячеслав Куприянов "Сверхсветовик" (КЛФ, ТМ N 08/97)" - читать интересную книгу автора

жизни?..
Еще не достигнув первой звезды, он неожиданно столкнулся с москитным
флотом, кораблики которого были допотопны и убоги; он догадался, что это
нищие, за тусклыми стеклами нельзя было угадать, цыгане или какой-то другой
народ; кто-то, как на картине Марка Шагала, залез на крышу со скрипкой, но
музыки не было слышно в безвоздушной пустоте. Они скоро поняли, что ему не
до них, и ему нечем сними поделиться, им было бы бессмысленно семенить за
ним следом, и они печально отстали.
Его вдруг тряхнуло, так что он чуть не вылетел из своего скафандра, он
скорее ощутил, чем понял: пролетает как раз созвездие Близнецов, и Кастор
тянет его в свою сторону, а Поллукс в свою. Наблюдать себя внутри созвездия
это не то же самое, что созерцать его в планетарии, все конфигурации
утрачены, а имена не написаны на звездах. Вон и Большая Медведица заметила
его, попятилась и провалилась в белом пару Млечного Пути, а потом и сам
Путь, полыхающий на его шее, как шарф на ветру, соскользнул и пропал в
собственной снежной буре.
Как хорошо, что его скафандр пригнан по фигуре; когда его тряхнуло, будто
желток в белке, скорлупа костюма не треснула, и он мог удобно продолжать
высиживать сам себя. Не зря он берег этот устаревший, но надежный образец,
в котором уже не раз приземлялся и приводнялся, все было ему нипочем, все
складывалось до сих пор удачно. Скафандр был серый, изготовленный еще в
пору холодной войны и рассчитанный на незаметность; с потеплением отношений
он стал напяливать на него оранжевые шаровары, сшитые из парашюта, на
котором приземлялся первый космический слон; их тоже было рекомендовано
применять как запасной парашют, но он этим ни разу не воспользовался.
Млечный Путь был лишь одной из волн мирового океана, даже не девятым ее
валом. В промежутке между волнами была мертвая зыбь, куда более страшная,
чем промежуток между добродушными Близнецами. Мимо ухнуло какое-то низкое
созвездие и скрылось за лесом. На такой скорости уже трудно было
определять, что это за созвездие; пока определишь, внедришься уже в другое
пространство, принцип неопределенности для элементарных частиц проявлялся
здесь уже на макроуровне. Он опять не имел ни звезды на своем горизонте,
когда успел подумать, при чем здесь лес, что за лес, а в ушах его щебетала
стая неведомо откуда спугнутых птиц, голоса которых могли предупреждать о
надвигающейся грозе. Пошел теплый, удивительно тропический дождь, и он
предположил, что достиг уже Магелланова Облака. Все шло пока благополучно,
он ни разу не врезался ни в чужой корабль, ни в случайного ангела...
Не забывая о своей Земле, он думал, что ему нравился радиус этой планеты;
он не раздражал почти плоской безутешной далью и не давил катастрофической
узостью малого тела, взятого за горло собственным горизонтом. Горы не
взламывали пространство, а занимали в нем достойное место посредников между
теснинами ущелий и просторами небес, которых осторожно касались своими
заснеженными пиками. Моря, хотя и разделяли материки, но и не давали им
потеряться в своей зыбкой протяженности. И каждая река честно несла свой
крест.
Он помнил, что именно там, на Земле, ему особенно удачным казалось
расстояние до Солнца, дающее любому живому существу возможность продолжать
свое существование. Всегда можно было в случае необходимости войти в
охлаждающую воду, встать в освежающую тень или согреться от многоликого
явления замедленного огня.