Глава 10

К середине второй недели учебы, когда Сюзи все же записали в команду болельщиц, единство банды рухнуло. Никто, конечно, не удивился, но тренировки начинались ровно в четыре, и Сюзи перестала возвращаться домой с подружками. Девочка была ужасно довольна, и остальным ничего не оставалось, как радоваться вместе с ней и даже гордиться, что у них такая подруга. Может, у Сюзи и не хватает такта и сообразительности, но когда счастлива, она сияет, словно солнышко.

Через пару дней сделала заявление и Паула:

— Я собираюсь записаться в театральный кружок.

Девочки забросали ее вопросами. Выяснилось, что она давным-давно мечтает стать актрисой, но только накануне решила больше не скрывать свою тайну и попробовать, может, у нее и правда обнаружится талант.

— Там ставят три пьесы в год, и, если у меня получится, мне дадут роль.

— Теперь и ты будешь занята с четырех часов, — вздохнула Мэгги. — У меня тоже есть важная новость — с завтрашнего дня я буду приносить завтраки в школу и есть их на большой перемене.

— В чем дело? — поинтересовалась Паула. — Я думала, твоя мама согласна с моей и не сомневается в полезности прогулок.

— Конечно, но теперь мамы не будет дома по утрам, она работает — ухаживает за пожилой дамой, которая сломала ногу и не хочет лежать в больнице, боится, ее там непременно уморят. Мама ведь медсестра. Ужасно противно завтракать в школе одной.

— Не волнуйся, одна не будешь, — успокоила подружку Анна, страшно довольная новостью. — Моя мама тоже не может приходить домой и кормить меня завтраком, в магазине с утра полно работы, так что я все равно ем заранее упакованную еду. Мы всегда готовим бутерброды с вечера. Я бы давно приносила завтрак в школу, как Гретхен и близнецы, только мне не с кем было его есть.

"Вот здорово, — радовалась про себя Анна, — завтракать вдвоем с Мэгги — лучше не придумаешь!".

Паула задумчиво протянула:

— Выходит, банда будет встречаться редко. Если только нас не оставят в наказание после уроков.

Все рассмеялись, но никого не грела мысль проводить вместе меньше времени. За пару недель они уже привыкли, что их всегда четверо. Тут из-за угла показалась цистерна с молоком, и плохое настроение вмиг улетучилось — Паула собралась покормить лошадь.

— Эге-гей, Серебрянка, — закричала девочка, увидев, что лошадь — белая.

Она порылась в кармане и вытащила оттуда четыре кусочка сахара. Паула всегда таскала с собой сахар — вдруг встретит лошадь. Ей так же страстно хотелось иметь пони, как Анне — щенка. Обе девочки решили превратить мечты в некое подобие действительности и побольше общаться со своими любимцами. Хорошо хоть вокруг немало повозок и цистерн, запряженных лошадьми, а зоомагазин — по пути из школы.

Лошадь зацокала по улице дальше. Тут Анна вспомнила, что принесла стихотворение, найденное вчера вечером. Открыв заложенное в книжке место, она объявила:

— Это тоже из Эмили Дикинсон.

Нужды в дальнейших пояснениях не было, мисс Сурклиф уже убедила всех — к Эмили Дикинсон, ее самой любимой поэтессе, следует относиться с почтением, а мисс Сурклиф, безусловно, любимейшая учительница у всех, кроме Сюзи, у которой сердечко трепещет, когда ее вызывает к доске мистер Мак-Нейр.

— Он таким тоном произносит: "Сюзи"… — томно вздыхая, повторяла девочка.

Анна была бесконечно счастлива — мистер Мак-Нейр еще ни разу не вызывал ее решать задачи у доски. Руку она никогда не поднимала, выходит, невелика вероятность услышать, как он зовет ее «Анна», только если учитель спросит о Руди. По имени, конечно, приятней. Большинство учителей обращаются к мальчикам ПРОСТО по фамилиям, а девочек называют "Мисс Ирджес" или "Мисс Зольтен". С одной стороны, это льстит, но все же от подобного обращения веет холодом.

— Вот стихотворение, — Анна старалась поудобнее ухватить стопку учебников и в то же время поднять книгу достаточно высоко — иначе не разглядеть строчек.

— Анна, если будем стоять на месте, опоздаем, — предупредила Паула.

Все знали, чем грозит опоздание. У мистера Ллойда не оправдаешься даже самыми убедительными причинами. Тебя посылают с запиской к директору, а провинившихся три раза оставляют после уроков. Они получили первое предупреждение всего два дня назад, когда мама Сюзи предложила подвезти всю компанию на машине, и на это ушло столько времени, что подружки появились в классе через минуту после звонка.

— Я могу читать на ходу, — предложила Анна. — Вам понравится, оно смешное. Мне кажется даже, я теперь и впрямь с ней знакома. Вот, слушайте.

Держа книгу под самым носом, девочка начала декламировать:

Паула расхохоталась. Анна повернулась к ней — хочется убедиться, что подруга разделяет ее восторг. Такие смешные строфы! И, конечно же, немедленно споткнулась и упала бы, не ухватись за руку Мэгги.

— Анна Зольтен, гляди, куда ставишь ноги, — выговорила ей подружка.

— Спасибо, честное слово, буду глядеть. Понравился тебе стих, да? Интересно, а он обращен к кому-то реальному? Вот бы и мне кто такое сочинил!

— Давай я сочиню. Это не трудно, — предложила Паула. — Только подожди минутку-другую, пусть придет вдохновение.

И совершенно позабыв о том, что они опаздывают, девочка застыла на месте, а потом, приложив правую руку к сердцу и обращаясь к Анне, торжественно начала:

Анна уставилась на подругу в немом восторге. Мэгги и Сюзи расхохотались.

— Ей сочинять стихи не труднее, чем подмигивать, — хвастливо заявила Сюзи, словно рифмоплетство Паулы было ее собственной заслугой. — Ты бы слышала, какой ужасныйстих она сочинила про меня в прошлом году. Ну и умора! Помнишь первые строчки, Паула? Я просто ненавижу этот стих.

— Ты хочешь сказать — обожаю, — поправила Мэгги. — До сих пор удивляюсь, как ты не вытатуировала эти слова у себя на лбу.

— Не надо завидовать, дорогая, — не задумавшись ни на секунду, отмахнулась Сюзи.

Паула, шагавшая, как ни в чем ни бывало, подмигнула Анне.

— Я от папы научилась, — объяснила она. — Он все время этим занимается. Мы не сочиняем собственных стихов, только пишем пародии на чужие. Придумать что-то свое у меня вряд ли получится. Стих для Сюзи я сочинила, переделав "Атаку легкой кавалерийской бригады".[21]

Сюзи немедленно закричала:

— Прекрати, — одернула ее Паула. — Мне ужасно понравилось стихотворение, которое ты прочитала, Анна. Я понимаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь — "я теперь и впрямь с ней знакома". Похоже, она тоже была застенчивой.

— Наверно, — машинально согласилась Анна, думая о другом. Ей не терпелось узнать, почему Паула так сказала — "спрятана внутри загадка".

Может, Паула нарочно, чтобы она, Анна, спросила?

— А почему… что ты хотела… про загадку внутри? — девочка отвернулась от подружки и уставилась на плиты тротуара. Негоже спотыкаться, пока ждешь ответа на такой вопрос.

Паула недолго думала, она была человек прямой, к тому же догадка оказалась верной — ей тоже страшно хотелось поговорить об этом с Анной.

— Дело не только во мне. Мы все немножко запутались. Мы тут обсуждали пару дней назад, когда ты пошла к доктору. Понятно — зрение у тебя плохое. Ты нам в первый день сказала, ну и самим нетрудно заметить. Но при всем при этом часто ты видишь совершенно нормально!

— В половине случаев забываешь про твои проблемы с глазами, — призналась Мэгги. — Иногда кажется, ты как все. А потом вдруг понимаешь — тебе в жизни не разглядеть написанного на доске, даже с первой парты, а я каждую букву прекрасно вижу и с последнего ряда.

Анна так привыкла к своему плохому зрению, что вопросы подружек повергли ее в полное изумление. Пока она искала подходящий ответ, в разговор снова вступила Паула:

— Вот сегодня, ты подходила к месту встречи, и я сразу догадалась, что ты знаешь, где я, хотя люди на остановке почти заслоняли меня, а ты была гораздо дальше, чем школьная доска.

— На тебе же красная юбка, — ответила Анна, — и желтый свитер. Мне бы тебя никогда не узнать, если бы не цвет одежды. Лица твоего я совсем не видела. Иногда мне кажется — я кого-то узнала, машу рукой, подхожу ближе, смотрю — совсем незнакомый человек. Теперь я, пока не уверена, только улыбаюсь.

Нужные слова на ходу приходили в голову, и Анна вдруг поняла, — она узнала о себе что-то совсем новое, вернее, чувствовала всегда, но словами высказала первый раз в жизни.

Они дошли почти до самой школы. Внезапно девочка сообразила — надо еще кое-что объяснить! Ужасно трудно коротко рассказать о сложном.

— Я вроде тебя и всех остальных, Мэгги, и думать не думаю о своем плохом зрении, пока не попадется то, чего мне не разглядеть. Дома я знаю каждый закоулок, бегаю быстро и вовсе не спотыкаюсь. Но в незнакомом месте приходится все время следить, где ступеньки и всякое такое.

— Ты смотришь по сторонам так же, как и мы, — вставила Паула. — Не похоже, чтобы тебе чего-то не хватало.

— Мне самой мое зрение кажется обычным, — улыбнулась Анна, разговор получался скорее смешным, чем грустным. — Я не знаю, чего не вижу, значит, и не расстраиваюсь, если что-то упускаю. Обычно я чувствую себя нормально — пока не понадобится помощь, — немного смущенно закончила девочка, она не привыкла так долго говорить о себе.

— Я не представляю, чтоты видишь, — по-прежнему недоумевала Мэгги.

— Я тоже раньше не понимала, но мне немножко помог доктор Шумахер. Он объяснил, что в пяти метрах я вижу то, что все видят в тридцати. Например, мы стоим рядом и обе смотрим на дверь — я вижу дверь и ты видишь дверь, только ты еще вдобавок видишь дверную ручку, замочную скважину и рисунок дерева. А я просто знаю — дверь там. Кое-что я вижу так же далеко, как и ты, мы обе видим горизонт, только у меня все расплывается, словно в тумане.

Пока шел разговор, Сюзи не проронила ни словечка. Вдруг она схватила Анну за руку и тряхнула так, что та чуть не споткнулась.

— Ужасно, ужасно, как они тебя мучают. Уже плохо… когда ты отличаешься… от остальных… и не видишь… но расспрашивать еще хуже… Ума не приложу, как вы можете быть такими бесчувственными и спокойно обсуждать… Будто пример из учебника, — повернулась она к Мэгги и Пауле. — Так жестоко!

Впервые с момента, когда Паула прочитала свое стихотворение, с чего и начался разговор, Анна смутилась. И не просто смутилась — пришла в ярость. Послушать Сюзи, выходит, плохое зрение — постыдная тайна, ее надо прятать и говорить о ней только шепотом, вдруг несчастный слепец услышит! Она выдернула руку и попыталась сообразить, какими словами можно пресечь изливающийся из Сюзи поток чувств.

— Заткнись, — просто сказала Мэгги, — и чтобы я больше не видела этого дурацкого выражения лица, Сюзанна Ирджес. У Анны что, вторая голова растет или… или…

— Язык без костей, — подхватила Паула, — как у тебя, Сюзи. Как нам помочь Анне, если не знаем чем? А кто знает лучше самой Анны?

— Понимаете, — объясняла Анна, пока они бежали вверх по лестнице, а потом по коридору к своим шкафчикам, — я не всегда знаю, нужна ли мне помощь. Из-за того, что не вижу того, чего не вижу, я не знаю, чего не вижу.

Сюзи оставалась серьезной, но две другие девочки расхохотались.

— Тогда придется просто догадываться и поступать по обстоятельствам, — предложила Мэгги. — Но ты уж не обижайся, если мы по-дурацки ошибемся — просто ты нас окончательно запутала.

Они плюхнулись на парты в самую последнюю секунду перед звонком. Анна, пытаясь перевести дыхание, подумала о миссис Шумахер. Кажется, она говорила: "Анна не всегда знает, что она может, а что нет, когда надо попросить о помощи, а когда справляться самой". Нетрудно догадаться — ее учительница из старой школы как всегда оказалась права.

"Интересно, а я научусь когда-нибудь? Наверное, проще быть совсем слепой", — пришло в голову девочке.

Она взглянула на соседнюю парту, где сидела Мэгги. Подружка вытащила карту Великих Озер[22] — ее задавали перерисовать. У Анны была своя карта, Мэгги сделала еще одну для нее, увеличив в размере. Не успела Анна отвернуться, как из-за облаков вышло солнце, и русые волосы подружки засверкали в его лучах.

И Анна вдруг поняла — может, слепым быть проще, но даже самое ужасное зрение — дар, которым надо дорожить.

— Мисс Зольтен, домашнее задание готово или нет? — вонзился в уши голос мистера Ллойда.

Солнце скрылось за набежавшим облаком.

— Да, сэр, — ответила Анна, протягивая учителю карту Мэгги.

Мистер Ллойд подошел к ее парте и взглянул. А вдруг догадается, что я не сама сделала? Ей бы в жизни не срисовать карту с маленькой картинки в учебнике, но она скопирует эту большую сегодня вечером, когда будет заниматься географией. Учитель предупредил — на контрольной надо знать все озера. Девочка ждала, затаив дыхание.

Мистер Ллойд собирался что-то сказать, но вдруг решительно отвернулся и зашагал по проходу между партами, отпуская ядовитые замечания по поводу карт и обещая примерно наказать трех мальчиков, не готовых к уроку. Анна снова поглядела на Мэгги. Та улыбнулась. Анна улыбнулась в ответ, надеясь, что в ее улыбке ясно читается благодарность.

Тем же вечером она нарисовала свою собственную карту. Хотя мистер Ллойд ничего не сказал, ей почему-то это было важно. Девочка приготовила и контурную карту, с такой большой картой написать контрольную несложно, если у нее, конечно, хватит смелости попросить разрешения ею пользоваться.

Спустя пару дней мистер Ллойд всем раздал контурные карты, прочерченные бледными фиолетовыми чернильными точечками. Задание было — подписать названия всех озер.

Анна ждала, пока учитель подойдет к ее парте, и снова и снова повторяла про себя приготовленную фразу. С пересохшим от страха ртом ей удалось выговорить:

— Можно мне пользоваться картой побольше, пожалуйста, сэр? Я ничего не различаю на маленькой карте. Мне нужно, чтобы чернила были черные.

Повисло молчание. Анна замерла. Мистер Ллойд взял ее карту и перевернул. Он что, думает, на обратной стороне подписаны названия?

— Хорошо, мисс Зольтен.

Учитель вернулся к столу и стоял там, не спуская с учеников внимательных глаз. Руки Анны дрожали, пока она набирала чернила в ручку и доставала промокашку. Девочка прекрасно знала все ответы. Ей даже не надо было писать их сначала карандашом.

Когда рука окрепла и сердцебиение утихло, она снова взглянула на учителя.

"А ты ведь тоже загадка, — подумала девочка. — Почему ты на меня не наорал?"

На этот вопрос она ответа не знала и решила пока в него не углубляться. Уверенной рукой девочка вывела — Река св. Лаврентия,[23] а потом приступила к названиям озер.