"Слышишь пение?" - читать интересную книгу автора (Литтл Джин)Глава 12Шли дни. И Анна вспоминала о тетином письме в самых неожиданных случаях — при покупке новых туфель, когда не получались домашние задания, за завтраком и почти каждый вечер, перед сном. Но мало-помалу разнообразные события собственной жизни вытеснили мысли о тете Тане. К концу октября казалось, что письмо пришло давным-давно, известий не было, но их и не ждали. В глубине души Анна надеялась — ничего нового они не услышат, новости, ясное дело, вряд ли будут хорошими. Руди весь ушел в университетскую жизнь и редко ужинал со всеми, гораздо чаще он возвращался домой так поздно, что маме приходилось оставлять для него еду в теплой духовке. Он просиживал в библиотеке почти все вечера. — Такой худой стал, — пожаловалась мама, когда Руди убежал сломя голову до субботнего завтрака. — Мне кажется, он ужасно грустный. И совсем не разговаривает со мной. Спрашиваю о чем-то, а он только отмахивается, будто я — назойливая муха. Анна была занята своими уроками, и ее не слишком заботили трудности старшего брата. Вовсе не такой уж Руди худой. И с чего ему грустить? Занимается любимыми предметами, а учиться ему всегда в радость. Спустя пару дней после разговора с мамой Анна спустилась в гостиную и увидела, как лицо брата внезапно озарилось восторгом. — Ага, понятно, понятно! До чего же красиво! Она стояла и смотрела, как Руди несется, спотыкаясь, вверх по ступеням, держа перед глазами книгу. Ну, ясно — очередная математическая задачка, конечно, выше ее разумения, кто бы сомневался. Приходить в такой восторг из-за того, что написано в учебнике математики, — немыслимо, просто представить себе невозможно! "Нет-нет, Руди вовсе не грустит", — думала девочка, поднимаясь вслед за братом наверх. И внезапно с облегчением поняла, что мама ошибается. И тут только сообразила, насколько ее на самом деле взволновали слова матери. Попозже Анна все рассказала папе. Он улыбнулся. — У Руди замечательная голова. До чего приятно наблюдать — мальчик учится пользовать мозгами, и для него это радость. Да, Анна, а у тебя как дела с математикой? Что вы сейчас проходите? Я уже окончательно со всеми вами запутался. — Алгебру, — пробурчала Анна, отвернувшись. Ей так хотелось попросить папу о помощи, но он всегда говорит, что не силен в математике. В магазине всю бухгалтерию ведет мама, но алгебру она никогда не проходила. Да и вообще, мама, как Паула, сама все делает прекрасно, а объяснить… Руди, конечно, алгебру знает, но, скорее всего, он ужасно занят. К тому же Анна никогда в жизни не обращалась к старшему брату. Теперь он, безусловно, куда добрей, но все равно… Вдруг опять начнет смеяться над ней? — Учительница английского мне ужасно нравится, папа, — Анна попробовала сменить тему. — Но с французским у меня сложности. — С французским? — заинтересовался папа, алгебра была забыта. Папа знает французский почти так же хорошо, как английский. Занятия языками для него что для других хоккей или шахматы. — А в чем дело? — Эти знаки ударения над буквами в учебнике такие крошечные. Я их не всегда могу разглядеть и от того никак не запомню. А мисс Раймонд снижает оценку, если наклоняешь в другую сторону. И другие значки тоже. — Конечно, их надо расставлять правильно, — папа явно согласен с учительницей. — Давай сделаем тебе крупными буквами словарь из тех слов, которые ты уже знаешь, и я расставлю все значки ясно и четко. Тогда будет легче, да? — Вот здорово, папа, — обрадовалась дочка. — Ты мне всегда так помогаешь! Отец довольно усмехнулся. Он сходил за большими листами бумаги и жирным черным карандашом и принялся писать слова. Анна наблюдала за ним. Он взглянул на дочь. — Если захочешь поупражняться, помогу тебе вечером. Будешь произносить слова правильно и быстро запомнишь все значки. Теперь французский пошел легко, но с алгеброй по-прежнему огромные сложности. Одно утешение — мистер Мак-Нейр пока еще не обнаружил, насколько она отстала. Анна всякий раз приносила домашнее задание — списывала у Паулы на большой перемене. Хорошо еще, математика — последний урок. В ноябре на уроках домоводства перешли от готовки к шитью. Тут-то девочке пришлось признаться мисс Маршалл — она не может вдеть нитку в иголку, и даже если она вдета, то маленькие ровные стежки у нее не получаются. К тому же родители запретили Анне пользоваться швейной машинкой. — Наверно, боятся — я палец себе пришью. Мисс Маршалл, конечно, знала, что у девочки слабое зрение, но не подозревала, насколько плохо дело. Теперь она заволновалась и рассердилась. "Будто я все сама придумала, только чтобы трудности разводить", — крутилось у Анны в голове. Но тут лицо учительницы разгладилось. — Ты можешь вязать, — заявила она, весьма довольная собой, поскольку решение нашлось мгновенно. — Слепые люди все прекрасно вяжут! Анна и слова сказать не успела, а учительница уже направилась к шкафу в углу класса и, порывшись в нем, с гордым видом вытащила пару вязальных спиц и клубок тусклой, серой шерсти. — Знаешь, как набирать петли? Анна, ужасно смущенная, покачала головой: — Мама пыталась меня учить вязать, когда мне было восемь, но ничего не вышло. Хотя я, кажется, помню, как вывязывать столбики с накидом… Ей не удалось объяснить, что тогда она еще не носила очков, и теперь, только дайте шанс, у нее, наверно, на самом деле все получится. Буквально в один миг мисс Маршалл твердой рукой набрала ряд петель. — Ну вот, — понятно, мисс Маршалл нашла, как отделаться от Анны и ее проблем. — Садись и вяжи, а я пока объясню остальным про выкройки для фартуков. Анна вздохнула и приступила к вязанью. — Анна Зольтен, кто же так держит спицы! — воскликнула учительница. — Дай сюда. Вот так, смотри. Анна попыталась разобраться. Ага, учительница не втыкает спицы сверху вниз, как мама, и работает обеими руками. Но она ничего не успела толком понять, а вязанье уже снова очутилось в ее руках. Пришлось положить его на стол и наклониться, как будто получше завязывая шнурки на ботинках. "Хорошо бы мисс Маршалл кто-нибудь позвал, может, тогда она меня оставит в покое". Так и есть, когда девочка выпрямилась, учительница уже направлялась к Пэтси Ролингс — та не могла заправить в швейную машину шпульку. — Что мне делать? — жалобно прошептала Анна, обернувшись к Мэгги. Мэгги показала, как держать спицы. Вязать всегда трудно, но теперь, когда нельзя пользоваться привычным немецким способом, даже самые простые накидные петли оказываются сплошным мученьем. Но Мэгги потихоньку исправляла ошибки подружки, и мало-помалу вязанье продвигалось. К концу урока у Анны в руках был малюсенький связанный кусочек — неровный, весь в узлах, в серединке две дырки, и к концу вязанье куда шире, чем в начале. Учительница посмотрела, все распустила и сказала: — Может, если поупражняешься, будет получше. "Не похоже, что ей верится всерьез", — расстроилась Анна, сама сомневаясь в успехе. — Какая тут польза? — жаловалась девочка на перемене подружкам. — Получается, она хочет заставить меня вязать один и тот же кусочек снова и снова? — Не удивлюсь, если она того и добивается, — рассмеялась Мэгги. — Показала бы она мне как следует, я, глядишь, и сама набрала бы петли. А может, и не смогла бы. Но она такая быстрая и стоит ужасно далеко. — Попроси маму, пусть она тебя поучит, — предложила Паула. — Мама вяжет совсем иначе, чем мисс Маршалл, и она-то в жизни не переменится, — махнула рукой Анна. Когда подружки уже подходили к классу мисс Сурклиф, у девочки вдруг вырвалось: — Нельзя же так говорить: "Слепые люди все прекрасно вяжут". Это все равно… все равно, что сказать: "Все негры прекрасно поют" или "Все немцы — фашисты". — Но, Анна, — перебила ее Сюзи. — Я понимаю тебя, конечно, про немцев. Но немцы в Германии, настоящие немцы, они все фашисты. Анна набросилась на нее: — И вовсе нет! Как ты смеешь! Множество немцев в Германии — сотни — ненавидят фашистов! — Остынь, Анна, — Мэгги схватила подругу за руку — только она знала о письме тете Тани. — Сюзи просто не понимает, о чем говорит. Английский уже начинается. Если собираетесь драться, придется отложить! В первый раз с начала занятий Анне трудно было сосредоточиться на словах мисс Сурклиф. Только к середине урока девочка немножко успокоилась. Конечно, утром ей пришлось нелегко, но с чего так заводиться — ясно же, Сюзи понятия не имеет ни о Германии, ни обо всем остальном. Сколько же людей знают не больше, чем Сюзи? От этого я, наверно, и злюсь. Как им всем объяснишь? Она взглянула на Сюзи. Та тоже подняла голову. Ей и впрямь невдомек, почему Анна рассердилась. Подруга смотрела настороженно и чуть обиженно. Анна примирительно улыбнулась. В ответ засияла улыбка Сюзи. Ну хорошо, она меня простила. Надо, наверно, объяснить Сюзи, откуда такая злость. Нет, не получится. Одно дело рассказать Мэгги о письме тети Тани. Но Сюзи… нет, просто невозможно! |
||||||||||||
|