"Петр Ефимович Тодоровский. Вспоминай - не вспоминай " - читать интересную книгу автора

ими легко вытаскивает заранее освобожденные гвозди. Снимает решетку -
створки окошка откинулись внутрь землянки. Потом лейтенант вынимает из-под
шинели мешок, наклоняется и шепотом:
"Там овес. Набери полмешка, не больше, и быстро".
Я проник внутрь, землянка почти под крышу была засыпана овсом. И стал
быстро загребать зерно в мешок. Лейтенант стоял на шухере. Было так страшно,
что хотелось поскорее смотаться отсюда: я, как машина, загребал овес,
приподнимал мешок, проверяя уровень наполнения, и снова греб...
По лицу пот лил ручьями, не столько от тяжести работы, а больше от
страха, что нас могут застукать... Ну а дальше, он взял у меня мешок с
овсом, нырнул за забор, я следом за ним. Прикрыли доску. Он растворился в
темноте, минут пять его не было. Потом вернулся уже без мешка...
- Зачем ты согласился? - шепчу, будто нас могли услышать.
- Он ведь три дня подряд отпускал к маме, давал увольнительную.
Освобождал от занятий. Ну и...
Замерзшие, мы почему-то продолжаем лежать на снегу - его рассказ меня
поразил.
- Наверное, помогает Янине, - говорю. - Так это ж благородно с его
стороны.
- А с другой стороны - это же трибунал.
Издали послышались скрипучие шаги: кто-то бежал, приближаясь ктому
месту, где мы лежали. В последнюю минуту Сергей отполз под забор, в темноту.
Я последовал его примеру. Мимо нас, похлопывая себя руками по бокам,
пронесся наш комвзвода лейтенант Добров.
Спит казарма. Посапывают курсан-тики после тяжелого дня. Только мы с
Сережей не спим. Двенадцатый час ночи, а Юра Никитин еще не вернулся из
увольнения.
Последнее время наш молчун наладился к одной одинокой женщине.
Подробностей их связи Никитин нам не рассказывает, отделывается шуточками
или загадочно молчит. Однако каждое воскресенье исчезает втихаря: где он
пропадает, что это за женщина - нам неведомо. Правда, Сергею Никитин показал
свою зазнобу. Так, мельком, у ее барака, где жила.
Обычно он возвращался вовремя, но сегодня время увольнения давно
иссякло, мы с Сережей забеспокоились - заметное опоздание грозит Юре
большими неприятностями. Уж десять суток гауптвахты не миновать.
В который раз к нашим нарам подходит дежурный по казарме, сверхсрочник
старшина Панасюк, с укором смотрит на нас, потом указательным пальцем тычет
по своей "цибуле" - часам. Они у него на цепочке. Когда крышка открывается,
раздается звон.
- Я знаю, где он, - говорит Сергей, когда Панасюк отходит.
- Где?
- У него женщина...
- Старая?
- Ага. Лет двадцать пять.
- Беда, - говорю.
Сергей сползает с нар в одних кальсонах, шлепает босыми ногами к
Пана-сюку.
- Я знаю, где Никитин, - говорит он. Панасюк долго размышляет, потом:
- Далеко?
- Минут десять. Панасюк тяжело вздыхает.