"Петр Ефимович Тодоровский. Вспоминай - не вспоминай " - читать интересную книгу автораими легко вытаскивает заранее освобожденные гвозди. Снимает решетку -
створки окошка откинулись внутрь землянки. Потом лейтенант вынимает из-под шинели мешок, наклоняется и шепотом: "Там овес. Набери полмешка, не больше, и быстро". Я проник внутрь, землянка почти под крышу была засыпана овсом. И стал быстро загребать зерно в мешок. Лейтенант стоял на шухере. Было так страшно, что хотелось поскорее смотаться отсюда: я, как машина, загребал овес, приподнимал мешок, проверяя уровень наполнения, и снова греб... По лицу пот лил ручьями, не столько от тяжести работы, а больше от страха, что нас могут застукать... Ну а дальше, он взял у меня мешок с овсом, нырнул за забор, я следом за ним. Прикрыли доску. Он растворился в темноте, минут пять его не было. Потом вернулся уже без мешка... - Зачем ты согласился? - шепчу, будто нас могли услышать. - Он ведь три дня подряд отпускал к маме, давал увольнительную. Освобождал от занятий. Ну и... Замерзшие, мы почему-то продолжаем лежать на снегу - его рассказ меня поразил. - Наверное, помогает Янине, - говорю. - Так это ж благородно с его стороны. - А с другой стороны - это же трибунал. Издали послышались скрипучие шаги: кто-то бежал, приближаясь ктому месту, где мы лежали. В последнюю минуту Сергей отполз под забор, в темноту. Я последовал его примеру. Мимо нас, похлопывая себя руками по бокам, пронесся наш комвзвода лейтенант Добров. Спит казарма. Посапывают курсан-тики после тяжелого дня. Только мы с увольнения. Последнее время наш молчун наладился к одной одинокой женщине. Подробностей их связи Никитин нам не рассказывает, отделывается шуточками или загадочно молчит. Однако каждое воскресенье исчезает втихаря: где он пропадает, что это за женщина - нам неведомо. Правда, Сергею Никитин показал свою зазнобу. Так, мельком, у ее барака, где жила. Обычно он возвращался вовремя, но сегодня время увольнения давно иссякло, мы с Сережей забеспокоились - заметное опоздание грозит Юре большими неприятностями. Уж десять суток гауптвахты не миновать. В который раз к нашим нарам подходит дежурный по казарме, сверхсрочник старшина Панасюк, с укором смотрит на нас, потом указательным пальцем тычет по своей "цибуле" - часам. Они у него на цепочке. Когда крышка открывается, раздается звон. - Я знаю, где он, - говорит Сергей, когда Панасюк отходит. - Где? - У него женщина... - Старая? - Ага. Лет двадцать пять. - Беда, - говорю. Сергей сползает с нар в одних кальсонах, шлепает босыми ногами к Пана-сюку. - Я знаю, где Никитин, - говорит он. Панасюк долго размышляет, потом: - Далеко? - Минут десять. Панасюк тяжело вздыхает. |
|
|