"Петр Ефимович Тодоровский. Вспоминай - не вспоминай " - читать интересную книгу автора

молчаливый Лиховол.
А он улыбчиво выглядывает из-под плащ-накидки, в зубах торчит папироса
"Норд". Он желает ее прикурить от мерцающего огонька. На краю нар горит
огарок свечи. Перед огарком лежит плоская крышка от котелка с ручкой. Вместо
того чтобы перегнуться через нее и прикурить папиросу, капитан упорно
тыкается со своей папиросой под ручку крышки. Уже в который раз лезет с
папиросой в зубах под крышку, пока сержант Погорелкин отодвигает крышку,
освобождая путь к огоньку...
Первый смешок раздался, когда капитан решил снова спеть нам тот же
куплет.
Ординарец в поту тянет Лихово-ла в убежище, но тщетно - капитану
необходимо общение.
- Друзья! - еле ворочая языком, говорит он. - У меня родился сын!
Понимаете, сын! Давайте вместе споем: "Смелого пуля бои-ится, смелого смерть
не берет!" - и протягивает солдатам полную кружку ликера.
В Россию добирались больше месяца. Задача младших офицеров заключалась
в том, чтобы высокое начальство не узнало, что Лиховол в запое.
Оказалось, Лиховол из побежденной Германии вывез один-единственный
военный трофей - столитровую бочку зеленого ликера. В ночной снежной
суматохе ординарцу удалось незаметно вкатить бочку на верхние нары,
вмонтировать в бочку резиновый шланг. Всю дорогу из Германии в Россию
капитан Лиховол лежа откачивал этот ликер в свое нутро.
Потеряв чувство стыда перед рядовыми, с замутненными глазами, в обнимку
с солдатами просиживал у "буржуйки", пел свои похабные куплеты, рассказывал
про свою Ленинградскую блокаду, про то, как у него во взводе закончилась еда
и он посылал в город солдат с автоматами на охоту. (В первые дни блокады
такое случалось: тянет по улице лошадка бочонок с водой, из-за угла
раздается автоматная очередь, ездовой в ужасе, а вокруг лошади изможденные
люди с ножами, топорами уже разделывают животное.) Ну, так вот. Услыхал
солдатик невдалеке выстрелы. Кинулся в тот переулок. А там уже заканчивается
трапеза. И ему достается только конский член. Но ведь тоже мясо. Он приносит
его Лиховолу, заправляет его в ведро, и чем дольше кипятят, тем все тверже и
тверже становится отросток...
... И катались на капитане верхом солдатики, издевались... И ничего с
этим поделать было невозможно. Катались, подгоняя, как лошадку, на том,
одного взгляда которого когда-то боялись.
А вот и Россия.
Август сорок шестого года. Получаю первый отпуск за всю войну и без
предупреждения приезжаю в Саратов. Шагаю по до боли знакомой горбатой
улочке, ее не узнать - пушистые кроны деревьев перекрывают знакомый пейзаж.
Вот здесь впервые я встретил Яну, на этом месте мы с Серегой лежали ночью на
снегу в сильный мороз, а вот и дом Яны.
Поднимаюсь на крыльцо, набираю полную грудь воздуха, стучу. Тишина.
Стучу посильнее. Наконец слышатся шаги, твердые, уверенные. Распахивается
дверь, на пороге стоит капитан. Весь в орденах, на гимнастерке три нашивки:
две желтых, одна красная - ранения. Капитан сурово смотрит на меня, я - на
него. Его лицо напоминает мне черты какого-то человека, мне кажется, я
когда-то его знал. И вдруг капитан спокойно говорит:
- Петр?
- Володя-а?! - и кидаюсь в его объятия. - Добров! Володя? Жив!