"Салчак Тока. Слово арата (Автобиографический роман-трилогия) " - читать интересную книгу автора

веселье сразу оборвалось, когда я почувствовал, что мои глаза отравлены ядом
и мне их больше никогда не открыть. Какими злыми словами я отчитывал Ваньку
за второй обман! И как я негодовал на себя за то, что второй раз доверился
Кривому Ваньке, который и меня захотел сделать кривым! Ослепнув, я не мог
вырваться из его рук. Я топал ногами и визжал, захлебываясь водой, которая
хлынула на меня сверху.
- Открой глаза! - крикнул Ванька, окатив меня еще раз.
Я раскрыл глаза и удивился, как все стало хорошо: глаза не болели,
голове и всему телу было легко и тепло. Какие чудеса еще придумает Ванька в
этом сказочном доме? Он взял большую связку лыка, такого же лохматого и
золотистого, как волосы на его голове, и стал изо всей силы стирать его в
кипятке, пока шайка не наполнилась доверху пеной. Потом он стал вышлепывать
мне на спину горячую пену и растирать лыком затылок, шею и спину. Я
убедился, что Ванька делает все как надо и владеет искусством мыться в бане
не хуже, чем игрой в городки.
В тот день я порядочно волновался, подходя к чуму. Как посмотрит мать
на исчезновение моей косички и необычный наряд? Мать одобрила все.
Быстро летели дни. Я проводил их на ногах под открытым небом, среди
детей. Летом играли в бабки, в лапту, в городки, вместе купались в реке,
собирали цветы в долинах Терзига и Каа-Хема, забирались в заросли красной и
черной смородины, на лужайки, усыпанные земляникой. Зимой катались на санках
и лыжах с обледенелых гор, бегали вверх и вниз по Каа-Хему на деревянных
коньках.
Я так сдружился с русскими мальчиками, что не только не боялся их, как
недавно боялся сыновей богача Мекея, но даже начинал скучать, когда их долго
не видел.
Пролетело второе лето. Мы перенесли наш чум в деревню и поставили на
лугу против бани. Перед зимой мать ушла навестить Кангый и Пежендея.
Оставшись один, я стал еще больше привыкать к жизни среди изб. День я
проводил среди деревенских детей. Ночью незаметно пробирался к кому-нибудь
из крестьян, ложился у печи под стол и нежился в тепле. Чаще всего я ходил к
Санниковым.
Максим Санников был самый высокий крестьянин из всех встреченных мной
на Каа-Хеме, сухой и длинный, как лиственница. Головой он доставал потолок
своей избы. Он был почти совсем лысый, а губы живые, тонкие и голос звонкий,
молодой. Сыновей у него было двое: один глухой Васька, другой Сергей, оба
старше меня. Мать у них умерла несколько лет назад. Из разговоров соседей я
узнал, что Санников приехал из Центральной России в Сибирь искать свободной
земли и вольной жизни. Помещик отобрал у него пахоту. В то время были
крестьянские бунты. Санникова преследовали. Во время скитаний он потерял
половину семьи: жена умерла от болезни, старший сын был на каторге, оттуда
бежал и пропал без вести, дочь утонула на переправе в горной реке. А Васька
простудился, пытаясь спасти сестру, и оглох.
Я никогда не забывал своего первого друга Ваньку Родина. Но за короткое
время я еще ближе сошелся с глухим Васькой, сыном Санникова, и подружился с
его братом и отцом. Вечером я приходил к ним, забирался под стол и ложился
спать, как в своем чуме.
Утром чувствую, бывало, кто-то теребит меня за волосы. Просыпаюсь. Это
Максим Санников.
- Ты опять забрался под стол? Вставай, вставай!