"Джон Толанд. Последние сто дней рейха " - читать интересную книгу автора

но их аргументы не подействовали на Черчилля. Он, как и Сталин, считал, что
серьезные изменения в военной обстановке естественным образом влияли на
политику. Рузвельт придерживался такой же точки зрения, и на конференции в
Тегеране в 1943 году и Черчилль, и Рузвельт втайне пообещали Сталину, что
они согласны на "линию Керзона".
Польский премьер Станислав Миколайчик, естественно, не знал ничего об
этом соглашении и приехал в Америку, надеясь получить личные заверения
Рузвельта в том, что тот будет отстаивать права Польши. Когда они
встретились 6 июня 1944 года в день высадки десанта союзников, Рузвельт
ничего не сказал о "линии Керзона", пообещав тем не менее, что Польша будет
свободной и независимой. "А как же Сталин?" - спросил Миколайчик. "Сталин
реалист, - ответил президент, закуривая сигарету. - И мы не должны забывать,
что когда оцениваем действия русских, то должны иметь в виду, что у
советского режима было всего лишь несколько лет опыта в международных
отношениях. Я уверен лишь в одном - Сталин не империалист". Далее он стал
говорить о том, что поляки должны найти взаимопонимание со Сталиным.
"Самостоятельно у вас нет шансов разбить Россию, и позвольте заметить, что
ни у британцев, ни у американцев нет намерений воевать с Россией". Заметив,
что Миколайчик явно встревожен, он заметил: "Но не стоит волноваться, Сталин
не собирается отбирать у Польши свободу. Он не осмелится сделать это,
поскольку знает, что правительство США стоит за вами. Я позабочусь о том,
чтобы Польша вышла из этой войны не пострадавшей". Президент поторопил
Миколайчика побыстрее встретиться со Сталиным и прийти к взаимопониманию по
интересующим обе стороны вопросам. "Если складывающейся ситуации нельзя
избежать, то к ней следует приспособиться".
Миколайчик, председатель сильной Крестьянской партии, не настаивал, в
отличие от многих поляков, на том, что не следует идти ни на малейшие
уступки русским, и согласился полететь в Москву. Находясь в воздухе, он,
однако, едва в ярости не повернул назад, узнав, что Сталин самолично отдал
польскую территорию, освобожденную Красной Армией, вновь сформированному
Люблинскому Польскому комитету национального освобождения, в руководство
которого входили либо коммунисты, либо симпатизирующие им лица.
Его прибытие 30 июля в Москву вряд ли могло произойти в более
драматический момент. Радиостанция Костюшко, вещавшая из Москвы, накануне
обратилась с воззванием к жителям Варшавы помочь быстро приближающейся
Красной Армии "прямым, активным участием в вооруженном сопротивлении на
улицах". Когда лидеры польского подполья услышали призыв "Поляки,
освобождение близко! Поляки, к оружию! Нельзя терять ни минуты!", то
приступили к реализации операции "Буря", предполагавшей всеобщее восстание
против нацистов, а командующий подпольной Армией Крайовой генерал
Бур-Комаровский отдал приказ начать вооруженное выступление 1 августа. В тот
день около 35 000 плохо вооруженных поляков самого разного возраста
атаковали немецкий гарнизон в Варшаве. Части СС и полиции, состоявшие из
уголовников и русских солдат власовской армии, были брошены на город и под
командованием группенфюрера СС (генерал-майора) Эриха фон дем Бах-Зелевски с
особой жестокостью начали подавлять восстание.
Поляки продолжали ожесточенно сражаться, надеясь, что Красная Армия,
уже подошедшая к Висле, скоро освободит Варшаву. Однако прошло несколько
дней, а русские зенитки даже не стреляли по немецким самолетам, находившимся
в зоне досягаемости и бомбившим позиции Армии Крайовой.