"Дж.Р.Р.Толкиен. Дерево и лист [= Лист работы Мелкина]. Пер. - Е.Гиппиус." - читать интересную книгу автора

- Твой. И твоего вагона. Поезд ждет тебя. Ты и так слишком
задержался. Но сейчас пора. Ты отправишься в путь.
- Этого еще не хватало, - воскликнул инспектор. - Да будет вам
известно, что уходить, не приведя в порядок свои дела, неправильно, мало
того, даже дурно. Но, по крайней мере, теперь мы сможем найти более
полезное применение этому куску холста.
- Господи! - Только и смог прошептать Ниггл, и заплакал, - она ведь
еще не закончена.
- Может и не закончена, - сказал проводник, - но все равно с ней
покончено. Пошли!
И Ниггл пошел. Он был почти спокоен. Проводник не дал ему времени на
сборы, сказав, что это следовало сделать заранее, а сейчас они торопятся.
Уже в прихожей Ниггл все-таки прихватил маленький сверток, но в нем
оказались лишь краски и альбом с набросками; ни еды, ни одежды там не
было. Они успели как раз к поезду. Ниггл очень устал, и глаза у него
закрывались сами собой. Он смутно осознавал, что его вталкивают в купе.
Поезд тронулся. Он не понимал, куда едет и зачем, и не старался понять.
Потом стало совсем темно - поезд вошел в туннель.
Когда Ниггл проснулся, в окно была видна большая, сумрачная станция.
По перрону ходил носильщик и выкрикивал какое-то слово. Но это было не
название места. Носильщик звал его: "Ниггл!"
Ниггл поспешно вышел на перрон, и тут же вспомнил, что оставил свой
сверток в купе. Он оглянулся, но поезда уже не было.
"А, вот и вы, наконец, - сказал носильщик. - Идите за мной. Что?! Нет
багажа! Ну, теперь-то вас точно отправят в исправительный дом.
Ниггл почувствовал вдруг, что он очень болен. В глазах у него
потемнело, и он упал прямо на платформу. Его положили в машину и отвезли в
исправительный дом, в изолятор.
Лечение Нигглу совсем не понравилось. Лекарство, которое ему давали,
было нестерпимо горьким, а весь персонал строгим и неразговорчивым. Кроме
них он не видел ни души. Иногда к нему приходил доктор, тоже очень строгий
и мрачный. И вообще, все это куда больше напоминало тюрьму, чем больницу.
В определенные часы он должен был работать: копать землю, плотничать или
красить какие-то доски целиком в один и тот же цвет.
Гулять ему не разрешали, а все окна в больнице выходили во внутренний
двор. Иногда его подолгу держали в темноте, часами, без перерыва; это у
них называлось "дать время подумать". Вскоре Ниггл потерял счет дням.
Лучше ему не становилось, конечно, если судить по его собственным
ощущениям. Во всяком случае, теперь его ничего не радовало. Абсолютно
ничего, даже отдых.
Вначале, первые лет сто (я лишь передаю вам, как он чувствовал
время), его посещало некое бесцельное беспокойство, и тогда он думал о
прошлом. Лежа в темноте, он повторял про себя все те же слова: "если бы я
только зашел тогда к Пэришу, сразу после того, как начались эти ветры... Я
ведь собирался... Мы вместе укрепили бы черепицу, и тогда миссис Пэриш не
заболела бы, и я бы тоже не заболел. И тогда у меня бы осталась еще целая
неделя."
Но со временем многое стерлось из его памяти, и он уже не мог
вспомнить, зачем ему так нужна была эта "целая неделя". Беспокойство тоже
пропало, его больше ничего не волновало - разве что работа в больнице.