"Дж.Р.Р.Толкин. Роверандом" - читать интересную книгу автора

одиноко. И был он очень несчастен и очень раскаивался в том, что порвал
брюки волшебнику.
Не могу сказать, имел ли к этому отношение волшебник, но женщина вошла
в магазин именно в тот момент, когда Ровер чувствовал себя таким
несчастным. Она увидела его в витрине и подумала, что эта прелестная
маленькая собачка ужасно понравилась бы ее мальчику. У нее было трое
сыновей*, и один из них, средний, чрезвычайно увлекался коллекционированием
собачек; особенно ему нравились маленькие черно-белые. Итак, она купила
Ровера, и тот был завернут в бумагу и положен в корзину для покупок среди
прочих вещей, купленных ею к чаю.

* ... У нее было трое сыновей... Мать - это, конечно, Эдит (миссис Дж.
Р. Р.) Толкин, а три ее сына - Джон, Майкл и Кристофер. Майкл - тот, что
"особенно увлекался маленькими собачками".

Вскоре Роверу удалось высвободить из бумаги голову. Пес чувствовал,
что один из бумажных пакетов пахнет кексом, но обнаружил, что не может до
него дотянуться, и от досады зарычал еле слышным игрушечным рыком. Одни
лишь креветки услышали его и спросили, в чем дело. Он рассказал им все,
ожидая, что они будут очень ему сочувствовать, но они сказали только:
- А как бы тебе понравилось, если бы тебя сварили? Тебя варили
когда-нибудь?
- Нет, насколько я помню, меня никогда не варили, - отвечал Ровер, -
хотя меня время от времени купали, и это не очень приятно. Но я полагаю,
что быть сваренным и вполовину не так ужасно, как быть заколдованным.
- Тогда тебя точно никогда не варили, - сказали они. - Это самое
худшее, что только может случиться с кем бы то ни было. Мы краснеем от
ужаса при одной лишь мысли об этом.
Ровер почувствовал себя уязвленным и потому заявил:
- Ну и ладно, все равно вас скоро съедят, а я буду сидеть и смотреть.
После этого креветкам нечего было сказать ему, и, предоставленный сам
себе, он мог сколько угодно лежать и строить предположения, что за люди
купили его.
Он вскоре узнал это. Его принесли в дом; корзину поставили на стол и
вынули из нее все пакеты. Креветок сразу унесли в кладовку, Ровера же
прямиком передали маленькому мальчику, для которого он был куплен. Тот
понес его в детскую и стал с ним разговаривать.
Если бы пес не был так сердит и слушал, что говорит ему мальчик, тот
бы ему непременно понравился. Ведь мальчик лаял на самом лучшем собачьем
языке, какой только ему был доступен*, и знал он этот язык совсем не так
плохо. Однако Ровер даже не пытался ответить. Он все думал о своей клятве
убежать от первых же людей, которые его купят, и о том, как бы ему это
сделать. И все время, пока мальчик поглаживал его и двигал по столу и по
полу, он был вынужден сидеть на задних лапах и "служить".

* ...на самом лучшем собачьем языке, который только ему был
доступен... Феи из цикла рассказов Льюиса Кэрролла "Сильвия и Бруно"
(1889-1893), которым Толкин восхищался, свободно говорят "по-собачьи".

Но вот наконец настала ночь, и мальчика отправили спать. Ровера,