"Владимир Александрович Толмасов. Соловецкая повесть " - читать интересную книгу автора

Еремей недоверчиво покачал головой. Косматый сверкнул на него
глазами.
- Что, инок благочестивый, не нравится моя говоря? А ты все-таки
дослушай... На следующий день били меня батогами. Едва жив остался.
Спасибо, сотник вступился, пороги у кого надо за меня обивал, однако
думал, сгнию заживо. Весь год мокрота с кровью горлом шла. Видно,
уготовлена мне кончина еще страшней, коли я от такой смерти ушел.
И как бы подвел итог своему рассказу:
- А город весь был разгромлен, и много народу погублено при том
новгородском деле. Всего-то около полутора тыщ душ истребил
царь-батюшка со своими верными слугами. Не щадил ни князя, ни купца,
ни простого мужика. Такого в войну не увидишь. Убивали всех, кто под
горячую руку попадет. Коров и тех резали. И баранов, и даже курей. А
тот гад-опричник и в самом деле иноземец был. Не то Шатеном, не то
Штатеном его звали. Награбил он добра в Новгороде столько, что на
дюжине лошадей - опять же у людей отнятых - едва вывез... У меня же с
тех пор припадки пошли. Кажинную ночь ребятишки исколотые снились и
рожа мерзкая того опричника, и кричал я диким голосом. Со временем
припадки-то начали проходить. Однако, как вспомню новгородскую резню,
оторопь берет и башка начинает так болеть, что не знаешь, куда деться.
Еремей не поверил десятнику:
- Врешь ты все, стрелец, напраслину на людей возводишь - креста
на тебе нет.
Трифон же сердцем чувствовал: правду говорит Григорий. Да и с
чего бы ему врать-то. Скольких людей предала анафеме церковь, когда
грозный царь изничтожал измену. Сегодня поют боярину или князю многая
лета, а завтра, глядишь, хулят последними словами. Однако дико было
слушать, как убивали ни в чем не повинных.
Трифон царя не видал, но по тому, как превозносили его монахи в
своих молитвах, представлял себе Ивана Васильевича в образе апостола.
А на деле получается, что государь-то всея Руси царем Иродом
обернулся... Страшно...

VIII

Ожеров вернулся из Кеми довольный: удалось нанять две дюжины
стрельцов из людишек, что шатались меж двор. Приехавших разместили
кое-как. Всего соловецкий гарнизон насчитывал теперь девяносто пять
стрельцов и дюжину пушкарей. Все они были расписаны по острогу. После
такой поездки Ожеров спал сутки, а едва открыл глаза, позвал Трифона,
и вместе пошли они смотреть почти законченный острог.
Крепость была сложена прочно и выглядела внушительно. Вдоль
высокой стены со стороны двора протянулся помост, сиречь валганг,
откуда осажденные могли бы стрелять из ружей и лить на врага кипяток.
Ворота из толстых досок были окованы широкими полосами железа. С
внутренней стороны ворот устроил Трифон что-то вроде большого ящика из
массивных бревен с вырезанными маленькими окошками. Из того ящика во
двор вели вторые ворота.
- Это еще зачем? - спросил Ожеров, в недоумении остановившись
перед диковинным сооружением.