"Город кошек" - читать интересную книгу автора (Донован Терри)

4

Между днем и ночью в Стигии расстояние небольшое, и бродя вдоль внешних городских стен, удивляясь отсутствию трущоб и нищих, этих непременных спутников больших городов, Конан и не заметил, что спустилась ночь. И уставилась на киммерийца кошачьими глазами из теней и звездами с неба.

Не спрашивая дорогу, поскольку спрашивать уже было не у кого, ни одного прохожего Конан не встретил, он добрался до таверны, которую приметил еще днем. Тяжелая дверь была открыта, изнутри вырывались запахи съестного, приглушенные голоса и колеблющийся свет очага. Конан почувствовал вдруг, как зверски проголодался, да и промочить горло добрым вином не помешало бы.

Он остановился на пороге, осматриваясь в поисках удобного места, когда возле него буквально из ниоткуда возник потный толстяк, обнаженный по пояс.

– Чего изволите? – спросил он, улыбаясь, как лопнувшая тыква.

– Хороший ужин и ночлег, – ответил Конан, бросая толстяку полновесный серебряный шекель.

Рука с жирными пальцами оказалась куда ловчее в действии, чем на вид, и шекель исчез где-то в складках просторной одежды.

– У нас лучшая еда в городе, смею вас уверить, как хозяин этого угодного богам заведения, – заявил толстяк. – Конечно, не считая дворца защитницы.

– Верю, – сказал Конан. – Но не на слово. Поторопись, толстяк, а то я умираю от жажды.

Не обращая больше внимания на хозяина, киммериец уселся за свободный чистый стол, уставился на очаг, над которым готовился онагр приличных размеров.

С туши в огонь с шипением падал жир. Конан почувствовал в животе пустоту, которая истошно вопила, что ее немедленно надо чем-нибудь заполнить, иначе она проглотит самого Конана. Жажда на самом деле оказалась не единственной проблемой.

Конан огляделся. И заметил возле очага существо в лохмотьях, отдаленно напоминающее ребенка. Лицо у существа было красное, глаза маленькие, а нос – большой. Конан не стал особенно задумываться, мальчик это или девочка.

– Эй, ты! – просто обратился он к нему. Существо пошевелило плечами и указало пальцем на себя. Пожалуй, это был знак вопроса.

– Да, ты! – настойчиво сказал Конан. Ребенок нехотя отделился от стены и вразвалочку направился к посетителю, усердно ковыряя в носу.

– Вынь палец из носа, когда с тобой говорит казак, – сурово произнес Конан, и ребенок послушно вытянул руки. Теперь они болтались как плети. – Отрежь-ка мне, да принеси кусочек этого жирного осла, что жарится на вертеле.

– Это не осел, – сказал ребенок.

– А что же это по-твоему? – осведомился удивленный Конан.

– Мясо.

Конан осклабился.

– Ну тогда принеси мне этого мяса! – сказал он, начиная слегка злиться. Похоже, чертово дитя решило поиздеваться над заморским гостем.

Он с несколько запоздалым смущением обнаружил, что с силой сжал рукоять сабли. Только не против ребенка! Он положил руки на стол.

– Мясо еще не готово, – ровным тусклым голосом, будто страшно скучая, ответило дитя.

– Все равно. – Ответа Конан слушать не стал.

Чтобы вернуть себе ровное расположение духа и не яриться по пустякам, а это действительно были сущие пустяки, он принялся осматривать посетителей. В конце концов, именно за этим он и явился в Хатор.

Ребенок поплелся обратно, что-то бормоча, и вскоре вновь оказался перед столом киммерийца. В руке у него был кусок жареного мяса, еще красного, с которого сочился жир.

Кроме того, рядом с ребенком стоял хозяин с большой кружкой и пузатой глиняной бутылкой.

– Кумми глупа, – сказал хозяин. – Мясо ведь еще не готово. А ну брысь отсюда! Я потом тебя накажу!

– Не стоит. Это я попросил ее принести мне мяса, – заявил Конан. – Я люблю полусырое мясо.

– Как господин пожелает, – ответил хозяин, ставя кружку на стол и наливая темное, остро пахнущее вино.

– Но пусть потом принесет и готовое мясо, – добавил Конан. – Я зверски хочу есть.

Конан вырвал из рук девочки кусок дикой ослятины, впился в него зубами, ухватился за кружку и сделал добрый глоток вина. Вкус оказался под стать цвету и запаху – и Конан предался чревоугодию.

Жар от очага, вино и мясо разморили его – привели в крайне благодушное настроение. О смотрел на людей, сидящих за соседними столами, на суетящегося меж ними хозяина, на девочку, следившую за крутящимся над огнем онагром, и думал, что все они – славные люди, и, может быть, не стоит казакам их убивать, по крайней мере, не всех. Не следует поступать, как в той рыбацкой деревушке, из-за сожжения кот рой он едва не поссорился с соратниками. Конан был воином, но не палачом. А те рыбаки вовсе не были рыбами, как посчитали сумасшедшие казаки. Они были людьми, хоть и не такими, как обычные люди.

Занятый мыслями, Конан некоторое время ничего не видел, кроме кружки, а потом выяснилось, что хозяин таверны куда-то подевался. Конан тщетно несколько раз позвал его, заметив вдруг, что и девочка куда-то пропала.

– Еще вина? – спросил кто-то, от кого как-то странно пахло, и Конан кивнул, не сомневаясь.

Сделав первый глоток из новой бутылки, понял, что странного в запахе этого человека. Благовония Мисра. От него пахло дорогими мисрийскими благовониями, которые использовали Жрицы богини любви в славных храмах богини Бает.

Подозрения зародились в мозгу Конана, но улетучились так же быстро, как появились. Все вокруг стало зыбким, разговоры потонули в поднимающемся из нутра гуле.

– Хозяин! – заорал Конан, поднимаясь и протягивая к очагу кружку.

– Как господину угодно, я здесь, – сказал человек, от которого пахло мисрийскими благовониями.

– Ты – не он, – заявил Конан.

Человек заулыбался. И на лопнувшую тыкву он нисколько не был похож.

– Вино у нас слишком крепкое, – сказал он. – А я ничуть не изменился.

Конан попытался возразить, даже встал для этого, но очаг вдруг сделался невыносимо жгучим, а поверхность стола с костями онагра оказалась рядом с его щекой и крепко прижалась к ней.

– Я ничуть не изменился, – уверенно повторил голос внутри уха, и стол с Конаном дал сильный крен.

– Приближается буря! – завопил киммериец, и сознание его погрузилось в кромешную тьму.

Хиннар, раб-управляющий защитницы города Хатор, склонился к голове павшего в неравной борьбе с соком черного лотоса казаком, и прислушался. Дыхание варвара было ровным, спокойным. Таким, каким и должно было быть в галлюциногенном полусне. Хиннар улыбнулся и хлопнул в ладоши.

– Начинаем! – сказал он. И посетители питейного заведения, среди которых не осталось ни одного, кто был тогда, когда Конан вошел в него, поднялись с мест.

Конана вынесли из таверны, усадили на носилки и потащили по улицам. Он чувствовал движение, но не понимал, что происходит. Он даже забыл, кто он, где и зачем. Звезды над его головой могли и не светить. Все равно перед глазами у него не было ничего, кроме тьмы.

Люди молча донесли паланкин до дворца защитницы и стали топтаться на месте. Из дверей вышли другие рабы в грязных лохмотьях, со спутанными волосами, измазанные белой глиной, суковатыми черными палками в руках. Следом за ними появилась Лилува в необычной для госпожи одежде.

Всего лишь набедренная повязка, правда из тончайшего кхитайского шелка красного цвета, жакет на шнуровке, из нее в основном и состоящий, который едва прикрывал прекрасную грудь. Но никаких украшений. На госпожу было трудно смотреть, не отводя глаз, она словно была нагая.

Рабы, все как один, в изумлении открыли рты, а Хиннар даже сказал:

– Госпожа…

Лилува приложила палец к губам и нахмурила брови. Хиннар мгновенно забыл, что хотел сказать. Зато вспомнил, что нужно делать. Он шепотом приказал опустить Конана на землю и поднять его на ноги.

Трое самых рослых и крепких рабов исполнили это. Теперь Конан возвышался над толпой, и выглядел бы весьма грозно, если бы не безвольно опущенная голова.

Лилува дала знак, и рабы в белой глине, изображавшие подземных зверолюдей из древних легенд, с угрожающими воплями принялись носиться вокруг госпожи.

Конан приоткрыл глаза и вяло пошевелился. Один из державших его слуг взял его руку и возложил на меч. Казак послушно потянул меч из ножен, но полностью вытащить не сумел.

Лилува закричала, закружившись с рабами в диком танце. Они усердно делали вид, что нападают на нее, размахивая суковатыми черными палками, а она – что жутко напугана.

Конан что-то пробормотал. На помощь троим слугам поспешили еще двое, и Конан стал медленно двигаться с чужой помощью. Он был как большая и очень тяжелая марионетка, к тому же – с плохо смазанными шарнирами, потому что оказывал неосознанное сопротивление. Но мало-помалу он вытащил меч и стал водить им в воздухе. А поскольку на ногах он двигаться никуда не хотел, зверолюди бросились к нему и стали падать вокруг, якобы сраженные его мечом. Раздавались крики боли и яростные угрозы, Конану нанесли несколько чувствительных ударов, чтобы выглядело реалистичнее, правда, таких, которые не могли причинить ему большого вреда.

Когда все зверолюди были повержены, остался последний штрих, дабы завершить искусное представление для единственного зрителя, который так же был и главным его участником, сам того не ведая.

Из дворца защитницы вывели еще одного актера – в отличие от остальных, он был со связанными руками и ногами, а на лбу у него горело едва зажившее клеймо «вор».

Язык у преступника был вырван, чтобы он ненароком не выкрикнул что-то не вяжущееся с разыгранным для Конана представлением. Подсознание, погруженное в полусон черного лотоса к звукам особенно чувствительно.

Раб, водивший рукой Конана с мечом, осторожно разжал его пальцы, и взял меч в свои руки. Вор упирался, как молодой ишак, хотя и понимал, что уже не сможет изменить свою участь. Но когда его заставили встать на колени перед Конаном, он вдруг успокоился. И финал наступил быстро – раб вскинул меч высоко вверх и одним резким движением опустил его.

Даже если бы у вора все еще был язык, он успел бы вскрикнуть. Меч варвара был великим оружием не только в руках хозяина. Голова вора раскололась как грецкий орех, и меч прошел сквозь тело как сквозь масло, отделив правое легкое от левого и остановившись только в брюхе, да и то потому что острие длинного кривого клинка достигло земли. Раб вырвал меч, и тело казненного повалилось на землю распотрошенной тушей.

Меч вернулся в ножны, а Лилува бросилась обнимать ноги Конана и громко рыдать от радости.

– Спаситель мой, хозяин мой, ты вправе сделать со мной, что хочешь, ибо я ужасно виновата перед тобой! Я осмелилась бежать от такого хозяина, как ты! Я дурная глупая девочка, и меня необходимо высечь, хозяин мой!

Со всех сторон появились кошки и начали осторожно приближаться, принюхиваясь.

Казненного вора оставили для них, а Конана снова водрузили на носилки и вернули в таверну.