"Лев Николаевич Толстой. Полное собрание сочинений, том 35" - читать интересную книгу автора

Авдеев как будто очнулся.
- А, Антоныч пришел!
- Да вот пришел. Не прикажешь ли чего домой? Серегин напишет.
- Серегин, - сказал Авдеев, с трудом переводя глаза на Серегина, -
напишешь?.. Так вот отпиши: "Сын, мол, ваш Петруха долго жить приказал".
Завиствовал брату. Я тебе нынче сказывал. А теперь, значит, сам рад. Не
замай живет. Дай бог ему, я рад. Так и пропиши.
Сказав это, он долго молчал, уставившись глазами на Панова.
- Ну, а трубку нашел? - вдруг спросил он.
Панов покачал головой и не отвечал.
- Трубку, трубку, говорю, нашел? - повторил Авдеев.
- В сумке была.
- То-то. Ну, а теперь свечку мне дайте, я сейчас помирать буду, -
сказал Авдеев.
В это время пришел Полторацкий проведать своего солдата.
- Что, брат, плохо? - сказал он.
Авдеев закрыл глаза и отрицательно покачал головой. Скуластое лицо его
было бледно и строго. Он ничего не ответил и только опять повторил,
обращаясь к Панову:
- Свечку дай. Помирать буду.
Ему дали свечу в руку, но пальцы не сгибались, и ее вложили между
пальцев и придерживали. Полторацкий ушел, и пять минут после его ухода
фельдшер приложил ухо к сердцу Авдеева и сказал, что он кончился.
Смерть Авдеева в реляции, которая была послана в Тифлис, описывалась
следующим образом: "23 ноября две роты Куринского полка выступили из
крепости для рубки леса. В середине дня значительное скопище горцев внезапно
атаковало рубщиков. Цепь начала отступать, и в это время вторая рота ударила
в штыки и опрокинула горцев. В деле легко ранены два рядовых и убит один.
Горцы же потеряли около ста человек убитыми и ранеными".

VIII

В тот самый день, когда Петруха Авдеев кончался в Воздвиженском
госпитале, его старик отец, жена брата, за которого он пошел в солдаты, и
дочь старшего брата, девка-невеста, молотили овес на морозном току. Накануне
выпал глубокий снег, и к утру сильно заморозило. Старик проснулся еще с
третьими петухами и, увидав в замерзшем окне яркий свет месяца, слез с печи,
обулся, надел шубу, шапку и пошел на гумно. Проработав там часа два, старик
вернулся в избу и разбудил сына и баб. Когда бабы и девка пришли на гумно,
ток был расчищен, деревянная лопата стояла воткнутой в белый сыпучий снег и
рядом с нею метла прутьями вверх, и овсяные снопы были разостланы в два
ряда, волоть с волотью, длинной веревкой по чистому току. Разобрали цепы и
стали молотить, равномерно ладя тремя ударами. Старик крепко бил тяжелым
цепом, разбивая солому, девка ровным ударом била сверху, сноха отворачивала.
Месяц зашел, и начинало светать; и уже кончали веревку, когда старший
сын, Аким, в полушубке и шапке вышел к работающим.
- Ты чего лодырничаешь? - крикнул на него отец, останавливаясь молотить
и опираясь на цеп.
- Лошадей убрать надо же.
- Лошадей убрать, - передразнил отец. - Старуха уберет. Бери цеп.