"Лев Николаевич Толстой. Полное собрание сочинений, том 35" - читать интересную книгу автора

прищурил их и сказал:
- Приведите ко мне сына Хаджи-Мурата.
- Он здесь, - сказал Джемал-Эдин.
И действительно, Юсуф, сын Хаджи-Мурата, худой, бледный, оборванный и
вонючий, но все еще красивый и своим телом и лицом, с такими же жгучими, как
у бабки Патимат, черными глазами, уже стоял у ворот внешнего двора, ожидая
призыва.
Юсуф не разделял чувств отца к Шамилю. Он не знал всего прошедшего, или
знал, но, не пережив его, не понимал, зачем отец его так упорно враждует с
Шамилем. Ему, желающему только одного: продолжения той легкой, разгульной
жизни, какую он, как сын наиба, вел в Хунзахе, казалось совершенно ненужным
враждовать с Шамилем. В отпор и противоречие отцу, он особенно восхищался
Шамилем и питал к нему распространенное в горах восторженное поклонение. Он
теперь с особенным чувством трепетного благоговения к имаму вошел в кунацкую
и, остановившись у двери, встретился с упорным сощуренным взглядом Шамиля.
Он постоял несколько времени, потом подошел к Шамилю и поцеловал его
большую, с длинными пальцами белую руку.
- Ты сын Хаджи-Мурата?
- Я, имам.
- Ты знаешь, что он сделал?
- Знаю, имам, и жалею об этом.
- Умеешь писать?
- Я готовился быть муллой.
- Так напиши отцу, что, если он выйдет назад ко мне теперь, до байрама,
я прощу его и все будет по-старому. Если же нет и он останется у русских,
то, - Шамиль грозно нахмурился, - я отдам твою бабку, твою мать по аулам, а
тебе отрублю голову.
Ни один мускул не дрогнул на лице Юсуфа, он наклонил голову в знак
того, что понял слова Шамиля.
- Напиши так и отдай моему посланному.
Шамиль замолчал и долго смотрел на Юсуфа.
- Напиши, что я пожалел тебя и не убью, а выколю глаза, как я делаю
всем изменникам. Иди.
Юсуф казался спокойным в присутствии Шамиля, но когда его вывели из
кунацкой, он бросился на того, кто вел его, и, выхватив у него из ножен
кинжал, хотел им зарезаться, но его схватили за руки, связали их и отвели
опять в яму.
В этот вечер, когда кончилась вечерняя молитва и смеркалось, Шамиль
надел белую шубу и вышел за забор в ту часть двора, где помещались его жены,
и направился к комнате Аминет Но Аминет не было там. Она была у старших жен.
Тогда Шамиль, стараясь быть незаметным, стал за дверь комнаты, дожидаясь ее.
Но Аминет была сердита на Шамиля за то, что он подарил шелковую материю не
ей, а Зайдет. Она видела, как он вышел и как входил в ее комнату, отыскивая
ее, и нарочно не пошла к себе. Она долго стояла в двери комнаты Зайдет и,
тихо смеясь, глядела на белую фигуру, то входившую, то уходившую из ее
комнаты. Тщетно прождав ее, Шамиль вернулся к себе уже ко времени полуночной
молитвы.

XX