"Лев Николаевич Толстой. Полное собрание сочинений, том 35" - читать интересную книгу автора

Петраков бросился было к товарищу, но тут же два выстрела, один в спину,
другой в бок, сожгли его, и он, как мешок, кувырнулся с лошади.
Мишкин повернул лошадь назад и поскакал к крепости. Ханефи с
Хан-Магомой бросились за Мишкиным, но он был уже далеко впереди, и горцы не
могли догнать его.
Увидав, что они не могут догнать казака, Ханефи с Хан-Магомой вернулись
к своим. Гамзало, добив кинжалом Игнатова, прирезал и Назарова, свалив его с
лошади. Хан-Магома снимал с убитых сумки с патронами. Ханефи хотел взять
лошадь Назарова, но Хаджи-Мурат крикнул ему, что не надо, и пустился вперед
по дороге. Мюриды его поскакали за ним, отгоняя от себя бежавшую за ними
лошадь Петракова. Они были уже версты за три от Нухи среди рисовых полей,
когда раздался выстрел с башни, означавший тревогу.
Петраков лежал навзничь с взрезанным животом, и его молодое лицо было
обращено к небу, и он, как рыба всхлипывая, умирал.
- Батюшки, отцы мои родные, что наделали! _ вскрикнул, схватившись за
голову, начальник крепости, когда узнал о побеге Хаджи-Мурата. - Голову
сняли! Упустили, разбойники! - кричал он, слушая донесение Мишкина.
Тревога дана была везде, и не только все бывшие в наличности казаки
были посланы за бежавшими, но собраны были и все, каких можно было собрать,
милиционеры из мирных аулов. Объявлено было тысячу рублей награды тому, кто
привезет живого или мертвого Хаджи-Мурата. И через два часа после того, как
Хаджи-Мурат с товарищами ускакали от казаков, больше двухсот человек конных
скакали за приставом отыскивать и ловить бежавших.
Проехав несколько верст по большой дороге, Хаджи-Мурат сдержал своего
тяжело дышавшего и посеревшего от поту белого коня и остановился. Вправо от
дороги виднелись сакли и минарет аула Беларджика, налево были поля, и в
конце их виднелась река. Несмотря на то, что путь в горы лежал направо,
Хаджи-Мурат повернул в противоположную сторону, влево, рассчитывая на то,
что погоня бросится за ним именно направо. Он же, и без дороги переправясь
через Алазань, выедет на большую дорогу, где его никто не будет ожидать, и
проедет по ней до леса и тогда уже, вновь переехав через реку, лесом
проберется в горы. Решив это, он повернул влево. Но доехать до реки
оказалось невозможным. Рисовое поле, через которое надо было ехать, как это
всегда делается весной, было только что залито водой и превратилось в
трясину, в которой выше бабки вязли лошади. Хаджи-Мурат и его нукеры брали
направо, налево, думая, что найдут более сухое место, но то поле, на которое
они попали, было все равномерно залито и теперь пропитано водою. Лошади с
звуком хлопания пробки вытаскивали утопающие ноги в вязкой грязи и, пройдя
несколько шагов, тяжело дыша, останавливались.
Так они бились так долго, что начало смеркаться, а они все еще не
доехали до реки. Влево был островок с распустившимися листиками кустов" и
Хаджи-Мурат решил въехать в эти кусты и там, дав отдых измученным лошадям,
пробыть до ночи.
Въехав в кусты, Хаджи-Мурат и его нукеры слезли с лошадей и, стреножив
их, пустили кормиться, сами же поели взятого с собой хлеба и сыра. Молодой
месяц, светивший сначала, зашел за горы, и ночь была темная. Соловьев в Нухе
было особенно много. Два было и в этих кустах. Пока Хаджи-Мурат с своими
людьми шумел, въезжая в кусты, соловьи замолкли. Но когда затихли люди, они
опять защелкали, перекликаясь. Хаджи-Мурат, прислушиваясь к звукам ночи,
невольно слушал их.