"Лев Николаевич Толстой. Полное собрание сочинений, том 35" - читать интересную книгу автора

Милиционеры вбежали в кусты, но из-за завала затрещало один за другим
несколько выстрелов. Человека три упало, и нападавшие остановились, и на
опушке кустов тоже стали стрелять. Они стреляли и вместе с тем понемногу
приближались к завалу, перебегая от куста к кусту. Некоторые успевали
перебегать, некоторые же попадали под пули Хаджи-Мурата и его людей.
Хаджи-Мурат бил без промаха, точно так же редко выпускал выстрел даром
Гамзало и всякий раз радостно визжал, когда видел, что пули его попадали.
Курбан сидел с краю канавы и пел "Ля илляха иль алла" и не торопясь стрелял,
но попадал редко. Элдар же дрожал всем телом от нетерпения броситься с
кинжалом на врагов и стрелял часто и как попало, беспрестанно оглядываясь на
Хаджи-Мурата и высовываясь из-за завала. Волосатый Ханефи, с засученными
рукавами, и тут исполнял должность слуги. Он заряжал ружья, которые
передавали ему Хаджи-Мурат и Курбан, старательно загоняя железным шомполом
обернутые в намасленные хлюсты пульки и подсыпая из натруски сухого пороха
на полки. Хан-Магома же не сидел, как другие, в канаве, а перебегал из
канавы к лошадям, загоняя их в более безопасное место, и не переставая
визжал и стрелял с руки без подсошек. Его первого ранили. Пуля попала ему в
шею, и он сел назад, плюя кровью и ругаясь. Потом ранен был Хаджи-Мурат.
Пуля пробила ему плечо. Хаджи-Мурат вырвал из бешмета вату, заткнул себе
рану и продолжал стрелять.
- Бросимся в шашки, - в третий раз говорил Элдар.
Он высунулся из-за завала, готовый броситься на врагов, но в ту же
минуту пуля ударила в него, и он зашатался и упал навзничь, на ногу
Хаджи-Мурату. Хаджи-Мурат взглянул на него. Бараньи прекрасные глаза
пристально и серьезно смотрели на Хаджи-Мурата. Рот с выдающеюся, как у
детей, верхней губой дергался, не раскрываясь. Хаджи-Мурат выпростал из-под
него ногу и продолжал целиться. Ханефи нагнулся над убитым Элдаром и стал
быстро выбирать нерасстрелянные заряды из его черкески. Курбан между тем все
пел, медленно заряжая и целясь.
Враги, перебегая от куста к кусту с гиканьем и визгом, придвигались все
ближе и ближе. Еще пуля попала Хаджи-Мурату в левый бок. Он лег в канаву и
опять, вырвав из бешмета кусок ваты, заткнул рану. Рана в бок была
смертельна, и он чувствовал, что умирает. Воспоминания и образы с
необыкновенной быстротой сменялись в его воображении одно другим. То он
видел перед собой силача Абунунцал-Хана, как он, придерживая рукою
отрубленную, висящую щеку, с кинжалом в руке бросился на врага; то видел
слабого, бескровного старика Воронцова с его хитрым белым лицом и слышал его
мягкий голос; то видел сына Юсу-фа, то жену Софиат, то бледное, с рыжей
бородой и прищуренными глазами, лицо врага своего Шамиля.
И все эти воспоминания пробегали в его воображении, не вызывая в нем
никакого чувства: ни жалости, ни злобы, ни какого-либо желания. Все это
казалось так ничтожно в сравнении с тем, что начиналось и уже началось для
него. А между тем его сильное тело продолжало делать начатое. Он собрал
последние силы, поднялся из-за завала и выстрелил из пистолета в
подбегавшего человека и попал в него. Человек упал. Потом он совсем вылез из
ямы и с кинжалом пошел прямо, тяжело хромая, навстречу врагам. Раздалось
несколько выстрелов, он зашатался и упал. Несколько человек милиционеров с
торжествующим визгом бросились к упавшему телу. Но то, что казалось им
мертвым телом, вдруг зашевелилось. Сначала поднялась окровавленная, без
папахи, бритая голова, потом поднялось туловище, и, ухватившись за дерево,