"Лев Николаевич Толстой. Полное собрание сочинений, том 35" - читать интересную книгу автора

двигаясь в своих красных бесподошвенных чувяках, устанавливали принесенное
перед гостями. Элдар же, устремив свои бараньи глаза на скрещенные ноги, был
неподвижен, как статуя, во все то время, пока женщины были в сакле. Только
когда женщины вышли и совершенно затихли за дверью их мягкие шаги, Элдар
облегченно вздохнул, а Хаджи-Мурат достал один из хозырей черкески, вынул из
него пулю, затыкающую его, и из-под пули свернутую трубочкой записку.
- Сыну отдать, - сказал он, показывая записку.
- Куда ответ? - спросил Садо.
- Тебе, а ты мне доставишь.
- Будет сделано, - сказал Садо и переложил записку в хозырь своей
черкески. Потом, взяв в руки кумган, он придвинул к Хаджи-Мурату таз.
Хаджи-Мурат засучил рукава бешмета на мускулистых, белых выше кистей руках и
подставил их под струю холодной прозрачной воды, которую лил из кумгана
Садо. Вытерев руки чистым суровым полотенцем, Хаджи-Мурат подвинулся к еде.
То же сделал и Элдар. Пока гости ели, Садо сидел против них и несколько раз
благодарил за посещение. Сидевший у двери мальчик, не спуская своих
блестящих черных глаз с Хаджи-Мурата, улыбался, как бы подтверждая своей
улыбкой слова отца.
Несмотря на то, что Хаджи-Мурат более суток ничего не ел, он съел
только немного хлеба, сыра и, достав из-под кинжала ножичек, набрал меду и
намазал его на хлеб.
- Наш мед хороший. Нынешний год из всех годов мед: и много и хорош, -
сказал старик, видимо довольный тем, что Хаджи-Мурат ел его мед.
- Спасибо, - сказал Хаджи-Мурат и отстранился от еды.
Элдару хотелось еще есть, но он так же, как его мюршид, отодвинулся от
стола и подал Хаджи-Мурату таз и кумган.
Садо знал, что, принимая Хаджи-Мурата, он рисковал жизнью, так как
после ссоры Шамиля с Хаджи-Му-ратом было объявлено всем жителям Чечни, под
угрозой казни, не принимать Хаджи-Мурата. Он знал, что жители аула всякую
минуту могли узнать про присутствие Хаджи-Мурата в его доме и могли
потребовать его выдачи. Но это не только не смущало, но радовало Садо. Садо
считал своим долгом защищать гостя - кунака, хотя бы это стоило ему жизни, и
он радовался на себя, гордился собой за то, что поступает так, как должно.
- Пока ты в моем доме и голова моя на плечах, никто тебе ничего не
сделает, - повторил он Хаджи-Мурату.
Хаджи-Мурат внимательно посмотрел в его блестящие глаза и, поняв, что
это была правда, несколько торжественно сказал:
- Да получишь ты радость и жизнь.
Садо молча прижал руку к груди в знак благодарности за доброе слово.
Закрыв ставни сакли и затопив сучья в камине, Садо в особенно веселом
и возбужденном состоянии вышел из кунацкой и вошел в то отделение сакли, где
жило все его семейство. Женщины еще не спали и говорили об опасных гостях,
которые ночевали у них в кунацкой.

II

В эту самую ночь из передовой крепости Воздвиженской, в пятнадцати
верстах от аула, в котором ночевал Хаджи-Мурат, вышли из укрепления за
Чахгиринские ворота три солдата с унтер-офицером. Солдаты были в полушубках
и папахах, с скатанными шинелями через плечо и больших сапогах выше колена,