"Лев Николаевич Толстой. Полное собрание сочинений, том 77" - читать интересную книгу автора

душевное состояние. Понимаю те ошибки ваши, о к[оторых] вы пишете, по
удивляюсь, каким образом вы в этих-ошибках, как будто умышленно обходя
решение вопроса, не пришли к нему. Заблуждение всех нас, не воспитанных
религиозно людей, одно и то же: сначала жизнь для себя, для своих похотей,
своего тела, потом, как поправка к этому, жизнь для блага (опять телесного
блага) людей и потом обращение к внешнему (вне себя) богу и опять
неудовлетворение и разочарование. А между тем теперь мне дело жизни
представляется столь очевидным, простым, что удивляешься (теперь), как мог
так долго ходить около, не видя его. Жить - значит желая блага, двигаться
вперед куда-то (невольное представление времени). Сначала естественно блага
этого (дети) желать себе, своему телу и вытекающим из него похотям, потом,
когда видишь тщету, неудовлетворенность и неизбежность конца - смерть,
ищешь спасения в расширении предмета, к[отор]ому желаешь блага (любовь
подсказывает), и является служение людям. Потом ясно, что если земное
счастье одного Л[ьва] Николаевича гроша не стоит, то так же мало стоит
счастье миллиардов Львов Ник[олаевич]ей, и тогда пробуешь, нельзя ли любить
того, кто источник, начало всех этих существ. Но любить того, кого не
знаешь и к кому не чувствуешь влечения, нельзя. И выходит, что жить
незачем, а надо доживать, пока живется. А между прочим, как просто. На
первой же ступени, когда понял, что любить свое тело и улучшать его и
удовлетворять его желания - тщетно и глупо, надо было не бросать себя, а
только понять себя, - кто настоящее я. И, поняв это, перенести всю ту
любовь, какую испытывал к телесному я, на это - духовное, и весь труд, все
усилия, к[оторые] клал на улучшение этого я и на удовлетворение его
желаний, положить на улучшение духовного я - освобождения его от всего
скрывающего его, на удовлетворение его желаний, и вместо разочарования
получается всё большее и большее очарование, и не очарование, а
спокойствие, твердость и радость. И та смерть, к[оторая] была ужасом,
становится желаемым пределом. Для телесного человека старость, угашение
похоти, страстей, даже чувств, считаемых хорошими, есть уничтожение самых
основ счастия, смерть же есть ужасный конец всего. Для духовного человека
старость есть помощь в его работе, есть освобождение от всего, затемнявшего
его сознания, и смерть есть то самое; к чему он стремится - соединение с
тем началом, к[отор]ое он сознает в себе.
Мало того, и то, чем обыкновенно стараются исправить телесную
жизнь: служение людям и вера и любовь к богу сами собой присоединяются к
такой жизни. Чем больше челов[ек] просвещается божеств[енным] светом,
становится лучше, тем он вернее и плодотворнее служит людям, и тем не
только естественнее, но необходимее становится для него любовь к богу, тому
богу, к[отор]ого он всё больше и больше сознает в себе.
Простите, что так длинно пишу вам то, что вы сами знаете лучше
меня, но письмо саше вызвало во мне эти мысли, и захотелось сообщить их
вам.


Любящий вас Л. Толстой.

11 янв. 1907.
Впервые опубликовано в ПТС, I, № 250.
Об Евгении Ивановиче Попове (1864-1938) см. т. 64, стр. 109.